Убит тобой - Татьяна Семакова
Тихон сразу же замолкает. Пристегивает меня. Дотягивается до пакета со сладостями, достает одну коробку и пластиковые приборы, ставит мне на колени. Пристегивается сам и заводит мотор.
– Ты просто швырнул в меня вкусняшкой, – бурчу я, косясь на него волком. – Так не извиняются.
– Чуть позже. Пока слишком высок риск быть еще раз посланным. И еще выше, что предложение будет воспринято буквально.
Глава 13
Тихон глушит мотор, отстегивает ремень безопасности и подается вперед, переваливаясь через подлокотник.
– Прости, – шепчет он мне в щеку и туда же целует. – И мы со всем разберемся, я обещаю. В том числе с тем, что касается Маргариты.
Он вновь называет мою дочь по имени, а в моих глазах образуются соленые озера. Я поворачиваю голову, и наши носы соприкасаются.
– Правда? – спрашиваю я тихо.
– Конечно. – Тихон целует меня в губы и улыбается: – Что-то на вкусном.
– Тихон… – шепчу я, облизнувшись. – Я не думала обо всем в том же ключе, что и ты. Я просто… я не…
– Вернемся к этому разговору, когда все закончится, идет? – предлагает он мягко.
– Да, хорошо, – соглашаюсь я на выдохе облегчения. Ничего не решать – как это «по-взрослому». Но правда в том, что ни я, ни он, не готовы сейчас отказаться от всего.
– Пойдем, – говорит он после еще одного короткого поцелуя. – Попробуем выяснить что-нибудь об этом парне.
Выходить из машины, будем откровенны, особого желания нет. Даже зелень не спасает этот район. Напротив, с буйной растительностью под окнами двухэтажных многоквартирных домов, больше смахивающих на бараки, упущение только сильнее бросается в глаза. Довершают картину старенькая детская площадка с минимальным набором давно не крашеных стальных конструкций, огромный мусорный контейнер метрах в тридцати от нас, сейчас переполненный, и старые деревянные двери в подъезды, без намека на домофон. Ну и, конечно, замызганные, заплеванные шелухой от семечек лавки, на одну из которых сейчас пристраивается одетая по-зимнему сухонькая старушка.
Все на ней старенькое, как и она сама. Драповое пальтишко ветхое, пуховый платок тощий, почти прозрачный, обувь разношенная, сбитая. У меня внутри аж сморщивается все смотреть на нее.
Тихон хищно сощуривается, наблюдая за тем, как старушка расправляет складки на полиэтиленовом пакете, готовясь устроиться на нем, а я привстаю на цыпочки и спрашиваю шепотом:
– Как хлопца-то звать?
– Русланом величают, – в тон мне отвечает Тихон. – По батюшке – Семенович. А проживал в восьмой опочивальне. Опять будешь к людям приставать?
– Конечно, – фыркаю я с намеком на возмущение. – Я там магаз видела, сходи за колбаской, а?
Тихон опускает голову, одаривая меня недоуменно-надменным взглядом, а я хлопаю ресницами:
– Ну пожалуйста. Посмотри, какая она крошечная.
– Глаз с тебя не спущу, – повторяет сказанное ранее Тихон. Достает бумажник, из него – несколько разномастных купюр, сует мне. – Сама доковыляет и купит, что надо.
– Сойдет, – пожимаю я плечами, забирая деньги и пряча их в карман. – Здравствуйте! – говорю громко, а бабуля хитро улыбается.
– Не кричи, не глухая я.
– Простите, – хихикаю смущенно и только собираюсь сесть рядом с ней, как она отгоняет меня, будто я один из тех голубей, расхаживающих по помойке. Я растерянно округляю глаза, а она хмурится:
– Глянь чего опять устроили, все истоптали! Не садись, не нужно. Говори, кого ищешь, и поезжай. Нечего тут околачиваться, добра не сыщешь.
– Почему вы так говорите? – бормочу я напряженно.
– Потому что так и есть. Молодая, не местная. А тут кто только не прибивается. Это я уж старуха, дела никому нет. Ну? – шикает она строго.
– Руслан, – отвечаю прямо и сажусь на корточки перед ней, – из восьмой квартиры.
– Пошто он вам? – только сильнее хмурится старушка. – Оставьте парня в покое. Оставьте, говорю!
– Да мы просто поговорить хотели. Он тут?
Старушка демонстративно отворачивается, обиженно поджимая губы, а я разворачиваюсь к Тихону. Он указывает взглядом на второй этаж, я – на бабку. В результате молчаливого поединка Тихон показывает мне кулак и скрывается в подъезде.
– Простите, как вас зовут? – спрашиваю я ласково.
– Тебе зачем? – грубо спрашивает старушка. – Сказала, поезжайте. Ничего вам не скажу.
– Ну, знаете, – фыркаю я возмущенно. Распрямляюсь и зачем-то отряхиваюсь. – А за деньги? – предпринимаю очередную попытку разговорить старушку.
– Ни за какие коврижки! – отвечает та безапелляционно.
– Часто у вас тут прячутся всякие?
– Часто, девонька, часто. Самый гнилой район в городе стал, как производство закрыли. Кто смог, давно уж уехали. А кто не смог – спились.
– А вы?
– И я б спилась, да не на что.
– Вот, возьмите. – Я достаю из кармана деньги и протягиваю ей. Старушка вновь сворачивает нос в сторону, гордо приподняв подбородок. – Будет вам, – шикаю я, заталкивая деньги ей в карман. – Пригодятся.
– Про Руслана не спрашивай, – сердито бурчит бабка. – Не скажу ничего.
– Ничего, баб Зой, – иронизирую я беззлобно. – Сама все выясню. Сами сказали, молодая еще. Пожить охота. Ну может не до ста, как некоторые, – бросаю я на нее пренебрежительный взгляд, а бабка в ответ прожигает меня брезгливым.
Прыскаем одновременно. Бабка вдруг охает и придерживает норовящую выпрыгнуть вставную челюсть, а я начинаю гоготать в голос.
– Простите! – едва выговариваю я сквозь смех, но так это нелепо выглядело, что остановиться невозможно.
– Вот глупая, – ворчит бабка непонятно на кого, я коротко хихикаю, пытаясь призвать себя к порядку, а откуда-то из дома вдруг раздается страшный грохот.
– Тихон, – роняю я испуганно, враз перестав потешаться.
– Убегай! – встревоженно лопочет старушка. – Ну чего стоишь столбом?! Беги, глупая!
Глупая. И пошевелиться в самом деле стоит.
Я быстро осматриваюсь, хватаю бабкину клюку и несусь со всех ног в подъезд.
Что она мне вслед крикнуть успевает даже не разбираю. Сердце вот-вот выпрыгнет от страха, но не за себя, а за Тихона. И так хочется верить, что он просто вырубил какого-нибудь буйного алкаша, но уже на первом этаже, по звукам сверху я понимаю, что это не так. И почти успеваю достичь второго, как раздается выстрел.
Душа холодеет.
