После развода. Первая жена - Екатерина Руслановна Кариди
Ведь это он втянул ее во все это! Горечь просто кипела в ней, а воздух давно уже дрожал от напряжения.
- Если бы ты не положил тогда на меня глаз, - сказала она. - Я бы никогда этого не узнала!
А он тоже подался вперед всем корпусом:
- Ой ли, Аня. Ой ли?
И Аня вдруг осеклась.
Замелькали перед глазами картинки того дня, когда она впервые увидела его. Там, на на свадьбе одного из местных воротил от бизнеса (Аня даже не помнила фамилии), она занималась цветами. Работы было много, некогда смотреть по сторонам. Но сейчас, когда он сказал, она вдруг вспомнила, что рядом действительно вертелись какие-то сомнительные типы.
Пока к ней не подошли двое его людей и увезли ее оттуда к нему в дом.
То есть?
Она не хотела об этом думать, не желала воспринимать. Резко бросила:
- Я не голодна.
Отодвинула стул, встала из-за стола и пошла прочь.
Он тут же сорвался следом.
- Постой, Анна!
Он нагнал ее в несколько шагов и дальше до самой ее комнаты шел рядом. Молча. Аня не остановилась и не произнесла ни слова. Сейчас особенно четко ощущалось, какой он большой, злой, давящий своей силой. Только ей на это было плевать, все имеет свой предел, свой она исчерпала. Когда дошла до своей комнаты, она просто закрыла перед ним дверь.
***
Ее обида, раскаленная, обжигающая, висела между ними, осязаемая, словно бетонная стена. Ему нужно было преодолеть эту стену, разделявшую их, во что бы то ни стало. Нельзя, чтобы она отдалилась, невозможно.
Что творилось сейчас с ним ментально, какие аналогии выстраивались в мозгу.
Ведь люди наполовину животные, звери. Зверь, живущий внутри него, ревел, понимая, что теряет свою самку. И от этого сносило голову. Она как будто отгородила себя от него колючей клеткой, и он готов был кидаться грудью на прутья этой клетки, раня себя в кровь, вновь и вновь, лишь бы прорваться. Прорваться и коснуться ее.
Когда она захлопнула перед его носом дверь, Арсений просто вошел следом. И замер. Потому что видел сейчас гнев в ее светлых глазах.
- Уходи! – бросила она.
Ни за что.
«Не сейчас, не так, Аня». Сейчас зверь готов был уговаривать, приближаться осторожно, лишь бы она подпустила его.
- Я хочу поговорить, - Арсений шагнул вперед, медленно сокращая расстояние между ними.
- А я не хочу.
Закрытый жест, она отвернулась, скрестив руки на груди.
- Аня. – Еще шаг.
Он восхищался своей женой. Его «цветочница», хрупкая, нежная. Слабая? Хах! Сколько силы нужно иметь, чтобы осмелиться бросить в лицо тому, кто запросто может убить любого: «Всегда знала, что ты не мужчина»? Смотреть ему в глаза и не отводить взгляд? В ней силы и воли всегда было не меньше, чем в нем.
И даже больше.
- Аня, - начал он, медленно подступая. - Выслушай меня.
Каждый шаг приближал ее к нему, а у него сносило голову от ее близости.
- Зачем? – ее голос прозвучал резко, как удар для него.
Анна обернулась и отошла к столу, сводя на нет его усилия приблизиться. Показала на документы.
- Зачем это было нужно?
Он посмотрел на ее паспорт. Неужели неясно? Имя - самая надежная защита, которую он мог дать ей. Но его нежная и хрупкая жена не видела ничего и не хотела слышать. Не хотела знать, что этим режет, уничтожает его.
- Зачем это тебе? – повторила. – Чтобы ты и дальше мог играть в свои игры?
- Игры? - Он жестко усмехнулся, ощущая болезненный укол в груди.
- Сегодня жена, завтра не жена, послезавтра опять жена. А невесту свою, куда при этом денешь? Тоже запрешь ее как меня, чтобы она отрабатывала тебе долг, или это только мне была оказана такая честь? Хотя нет, все ведь взаимозаменяемы, а право выбора остается за тобой!
Его заливало горечью, а в груди пекло так, словно там ворочался раскаленный гвоздь.
- Да, Аня! – взревел он, хватая ее за плечи. - Только для тебя! И у меня никогда не будет другой! Не веришь? Вот!
Усадил ее в кресло одним движением, она же пушинка для него, такая легкая. А сам враз оказался на коленях между ее ног. Выдернул нож, крепившийся на ремне штанов, и вложил ей в руку.
- Вот. Ударь меня, если не веришь. - Резко рванул полы своей рубашки, открывая грудь. – Сюда бей, не ошибешься.
- Прекрати! – она попыталась оттолкнуть его, выбросить нож.
Но он не дал, мягко сжал ее руку своей, направил себе в грудь и резко подался вперед. Нож ткнулся в него, но это было ничего, ничто по сравнению с той выжигающей душу болью.
- Ты с ума сошел… - она все-таки дрогнула. - Что ты сделал?
- Я умру за тебя, Аня.
Секунда, бесконечно долгая. Она закусила губу, в глазах заблестели слезы. Потом коснулась другой рукой его груди, стирая кровь.
- Какой же ты придурок, Господи… неужели ты не мог словами сказать...
А он выдохнул:
- Я не умею словами. Мне так проще.
Аня была шокирована. Такой дикий выплеск чувств, неожиданный, несвойственный ему. Он же крайне тяжелый и непредсказуемый, жесткий, немногословный. Настоящий робот. Да у него же на каменной физиономии обычно ни одной эмоции!
И эта кровь на ее руках.
Говорят, кровь не врет? Все врет. Абсолютно.
Но в том, что он сказал сейчас, Демидов ей не врал.
Арсений с этим вырос. Никаких эмоций, только железная воля, все, что мешает, должно быть нещадно отсечено. Мужик должен заниматься делами. Дела превыше всего. Рост, успех, остальное неважно.
У мужика не должно быть уязвимых мест. Нужно всегда быть в форме, твердо стоять на ногах. Или ты стоишь, или ты упал. Если упал – ты труп. Отец вбивал это ему в голову, еще когда он был мальчишкой.
Чувства – слабость. Показать чувства, тем более, сказать об этом открыто, – значит, дать оружие против себя.
- Я, - он снова выдохнул. – Не умею говорить про это .
Хрипло усмехнулся и качнул головой.
Потому что он уже сделал это.
Фактически прокричал о своей слабости на весь мир. Теперь только слепой, глухой или слабоумный еще не понял, что Анна
