Внутри - Катрин Корр

— Спасибо. Наши с ребятами чувства взаимны. Что-то случилось? — спрашиваю, следуя в свой кабинет. — Я думала, ты весь сегодняшний день будешь готовиться к ужину.

— Да, но мне нужно было увидеть тебя, Адель.

Удивленно смотрю на свою приемную маму, которую часто называю по имени:

— Почему?

— Потому что ты со вчерашнего дня не отвечаешь на мои звонки.

— Ах! Это!

— Ах, это? — поднимает она брови. — Адель, я звонила в обед, звонила вечером, звонила сегодня утром. Пришлось связаться с администратором, чтобы узнать, приехала ли ты на занятие или нет? Когда ты жила с нами, всё было намного проще. И нам с папой спокойнее.

— Извини, — говорю с виноватой улыбкой и захожу в свой кабинет. Кладу книги и тетради на стеклянный стол. — Я вчера была занята. Я бы обязательно позвонила тебе после урока. Не за чем было приезжать.

— Я хотела убедиться, что с тобой всё хорошо, — говорит Вероника, подойдя ко мне ближе. — Я понимаю, ты уже взрослая и самостоятельная, но мы с папой всегда будем беспокоиться о тебе.

Взгляд темно-зеленых глаз оглядывает мое лицо с такой внимательностью, словно мне одиннадцать лет и прошлую ночь я провела на улице. Такое поведение Вероники продолжается уже который день подряд, и я догадываюсь, с чем это связано. Точнее, из-за кого.

— Как видишь, со мной всё замечательно, — улыбаюсь, дабы смахнуть её тревоги. — Мои ученики медленно, но верно идут к своей цели, и я этому только рада!

— Я тоже этому рада. Ты обратила внимание на очень серьезную проблему и смогла найти решение, которое теперь меняет жизни взрослых людей в лучшую сторону. Я горжусь тобой.

— Ну, без тебя бы я точно не справилась, и вообще хватит петь мне дифирамбы, а то зазнаюсь!

— Как у вас с Богданом дела? — спрашивает Вероника ни с того ни с сего и садится на короткий фисташкового оттенка диван.

Она это серьезно сейчас?

— Я поторопилась. Лучше продолжай петь.

Подхожу к столу и беру телефон, который снова лопается по швам от пропущенных звонков и сообщений.

— Он уже давно ухаживает за тобой.

— И? — поднимаю на нее глаза.

— Да что тут говорить: он влюблен в тебя уже много лет.

— И? — повторяю, стараясь подавить раздражение.

— Я ни на что не намекаю и ни в коем случае тебя не принуждаю делать то, чего ты не хочешь.

— Какое счастье.

— Просто иногда мне становится жаль его. Он так старается обратить на себя твое внимание, что над его неудачами уже многие начинают откровенно подшучивать.

— Значит, ему давно пора понять, что все эти телодвижения в мою сторону бессмысленны.

— В таком случае, тебе стоит сказать ему об этом. Вы так мило общались на юбилее его мамы в прошлом месяце, да и на следующий день приехали вместе в их загородный дом. А чего стоит тот огромный букет роз, который он подарил тебе в честь открытия твоего первого самостоятельного курса!

— Я не могла на глазах у всего коллектива и гостей, которых ты тогда пригласила, не принять от него тот злосчастный букет. Он был совсем неподходящим к случаю. И если тебе интересно, я много раз говорила, что между нами ничего не может быть, но он, как баран с повадками нарцисса, видит и слышит только себя. И, кстати, я общаюсь с ним точно так же, как и со всеми отпрысками ваших с папой друзей. Это всегда случается вынужденно, понимаешь? Я ведь не могу молча стоять в сторонке, пока все ведут оживленные беседы? А в загородный дом его родителей мы приехали вместе, потому что я пробила колесо в машине и не смогла вызвать такси, а Богдан оказался тут как тут!

— Богдан целеустремленный, — улыбается Вероника. — И он хороший человек. Это я так, к слову.

И этот хороший человек вчера ударил меня.

— Вероника, только не говори, что ты приехала поговорить именно об этом. У вас дома сегодня дел выше крыши.

— И эти дела могут делаться без моего непосредственного участия! Я оставила папу руководить процессом! Присядь, милая, я хочу поговорить с тобой как мама, а не как подруга.

Приехали. Послушно сажусь на диван и скрещиваю ноги, как истинная дама из высшего общества. Правда, на мне не изысканное платье, а светлые джинсы и белое худи, так что выглядит это смешно.

— Красота, — комментирует Вероника.

— Стиль и изящество, — подмигиваю. — Ладно, говори уже, что такое страшное случилось?

— Очень надеюсь, что ничего… Я просто хотела поговорить о возвращении Аверьяна, — отвечает она, подтвердив мои догадки. — Всё случилось слишком внезапно, и мы не могли это как следует обсудить. Я не хочу, чтобы ты чувствовала себя ущемленной или одинокой, понимаешь?

— Мам, мне не десять лет, чтобы носиться со мной, — говорю с улыбкой. — Я очень рада, что ваш сын решил вернуться домой. Знаю, вы с папой очень ждали его. Наконец-то это случилось.

— Наш сын?

— А что? — откидываюсь на спинку дивана. — Он не ваш, что ли?

— Я просто не хочу, чтобы ты думала, будто мы с папой…

— Будто вы с папой забыли обо мне, потому что Аверьян вернулся домой и теперь вы будете наверстывать упущенное время, которое вовсе не упущено, ведь это он решил остаться жить в Нью-Йорке, а потом колесить по миру, и в сущности от вас двоих ничего не зависело, ведь вы очень понимающие и любящие родители, с которыми ему просто очень повезло. Смотри, как легко мне удалось уместить всё в одно предложение!

Вероника берет меня за руку и с грустной улыбкой произносит:

— Для меня очень важно, чтобы ты всегда помнила о том, как сильно мы с папой любим тебя.

— Я это знаю, мам, — говорю искренне. — И мне страшно представить, какой бы я была сейчас без вашей любви и заботы. Без вас, — добавляю, вызвав в зеленых глазах яркий блеск. — Я правда очень рада, что Аверьян возвращается. И я буду рада, наконец, познакомиться с ним.

— Да. Спустя четырнадцать лет, — говорит Вероника, словно сама в это не верит. — Но лучше поздно, чем никогда, правда?

— Конечно, мам. Ты, кстати, чудесно выглядишь, — перевожу тему. — Светишься, как звездочка.

— Ну, на то есть веская причина! И вообще предстоящее лето и осень богаты на события. Сегодня мы будем праздновать возвращение Аверьяна, в следующем месяце у нас с папой годовщина свадьбы, а в сентябре мы лихо отметим твои двадцать четыре года!

— Это совсем необязательно.

— Вот ещё! Сегодня утром я подумала обо всем этом,