Ты (не) выйдешь за меня (СИ) - Лефлер Арина

«Роза, колючий цветок, — непроизвольно генерирую мысли. — Прямо, как моя Люсечка, но ничего, мы колючки-то пообломаем».

— Нет, в школе учителей не кормят, — поясняет она мне, словно своему ученику.

Поднимается из-за стола, достает из верхнего шкафчика две прозрачные чашки, чайные ложки, сахарницу и банку с кофе с зеленой этикеткой. Я стараюсь не смотреть на стройные ножки и притягательную попку, обтянутую красными шортиками.

Красная тряпка для быка! Точно! Ну что ты будешь делать?

Стараюсь не думать о «корриде» и о том, что я и есть тот самый бугай, что готов накинуться на красное.

Но кто ж меня услышит?

Палатка на халате снова стремится ввысь. Я поправляю незаметно член, прижимаю к животу. Если я сейчас накинусь на Люсю, она меня не простит, еще и кипяток в ее руках тоже действует на меня не хуже успокоительного.

— А почему вас не кормят? Учеников, значит, кормят, а вам что, не положено есть?

— Что ты! — с сарказмом восклицает она. — Это детей кормить нужно, во время уроков у них тратятся силы, активно работают мозговые клетки, а учителя обойдутся, да и вообще, им полезно для похудения. Тебе сахара сколько? — не оборачиваясь спрашивает, и ложка ныряет в сахарницу.

— Две.

Сыпет в чашки сахар, недовольно сопит. Кипяток журчит, наполняя чашки водой. Прозрачные стенки становятся темными. Встаю и делаю шаг к Люсе.

— Давай я, — легко отстраняю ее и беру чашки, переношу на столик. Сажусь. Поправляю разъехавшиеся полы халата, прячу волосатые ноги. Нет, не стыжусь. Я ж мужик, но «там» иногда навожу порядок, брею. Минет дело интимное и гигиеничное. Не люблю, когда партнерши плюются моей волосней.

Черт! Миша, снова ты о своем. Кто о чем, а вшивый о бане. Тпру, Миша, остынь.

— Так, а как же вы весь день голодные, это же никакого здоровья не хватит, — слышу в своем голосе недовольство.

— А так, кто-то бутерброды с собой берет, кто-то конфеты в сумке таскает…

— А ты?

— И бутерброды, и конфеты, а если есть окошко в расписании, там рядом кафе есть, бегаю, кофе с пирожными пью, — садится напротив и делает маленький глоток горячего кофе.

— Вот тебе и обслуживающий персонал. Даже хозяин свою собаку кормит.

— Так то ж собаку, — смеется Люся. — А мы учителя, это хуже. Мы только команды сверху можем выполнять, а кормить нас необязательно, зарплату платят же, что еще нужно.

— А что это за мальчишка у ворот с цветами стоял? — ступаю на опасную территорию и смотрю на вазу с моими ромашками. Стоит на подоконнике. Приятно.

— А это мальчишка, ты правильно заметил, старшеклассник. Его младшая сестра в моем классе учится.

Люся выразительно фыркает и снова делает маленький глоток кофе.

— А рядом с ним мужик, с розочками?

Вот неймется мне, как кто за язык дергает.

— А мужик… мужик, обыкновенный… таксист.

Вижу, как на щеках лапы разливается нервный румянец. Значит, тут что-то нечисто. Врать моя Люся не умеет. Это я уже понял. Честная училка.

— Да?

— Ага.

Замечаю на ее лице сомнение, смотрит на меня испытующе, словно размышляет: спросить или не спросить.

Ну, давай, родимая, поговорим уже и расставим все точки.

Но говорю снова я, вернее, спрашиваю:

— Так почему убежала утром? Не разбудила? Завтрак не приготовила?

Вижу по выражению лица, что понимает, о чем спрашиваю. Пытаюсь изобразить обиду.

Люся смотрит в сторону. Ищу ее взгляд, но безуспешно.

— Миша, а кто такая Аля?

Пристальный взгляд и ожидание ответа. Кажется, Люся перестала дышать. Я тоже.

Аля звонила пару раз, я не слышал, перезванивать не стал, ее звонки так и остались неотвеченными. Но откуда Люся знает? И что она знает?

Подумаешь, легкая интрижка в сельпо!

— Ну… это по работе, наши заказчики из области, — ну не вру же, правду говорю. Не договаривать, это же не врать, правда? — А ты почему спрашиваешь?

Говорю, а у самого уши горят. Перед глазами проскочила картинка нашего времяпрепровождения с Алей. Наверное, на моем лице Люся замечает какие-то метания.

— Так, просто, она звонила тебе тем утром, — пожимает она плечами.

— И что? Это по работе, наверное, — говорю и пытаюсь поверить в свои слова.

— Да? Ну ладно.

Чашка у Люси пустая, тоже делаю последний глоток и отставляю чашку. Люся, кажется, не собирается говорить мне больше того, что уже сказала.

Она вздыхает, встает из-за стола, собирает посуду и складывает в раковину. Уходит в ванную. Молча, с чувством собственного достоинства.

Я тоже молча наблюдаю за ее движениями. Мысленно подсчитываю свои шансы на успех. Слышу, как она достает одежду из стиральной машины.

Поднимаюсь. Надо отрабатывать приют. Включаю воду и начинаю мыть посуду. Понимаю, так дело не пойдет. Оставаться в закрытом помещении с Люсей не хочу, а одежда мокрая после стирки. В машине лежит пакет со свежей футболкой и джинсами, но в халате я не могу спуститься, чтобы забрать.

— Люся!

— Ау!

— Сходи вниз, принеси мне одежду из машины? Пожалуйста.

— Ключи где?

— На тумбе.

— Нашла.

— Там нажмешь…

— Знаю, у папы такой…

Щелкает замок, хлопает дверь, раздается топот в подъезде. Звонко у них тут. Картонка, не дом.

Возвращается быстро.

— Не мог сказать раньше? К чему цирк? — кивает на свой халат. Отдает мне пакет с вещами и уходит в комнату. Иду в ванную и переодеваюсь. Футболка слегка помята, но терпимо. Джинсы, они и есть джинсы, что им будет? Погладить утюжком? Ага, и шнурки заодно.

Выхожу.

— Люся, я готов, — останавливаюсь в проходе и опираюсь рукой о притолоку.

— К чему? — смотрит она удивленно.

— К труду и обороне, пойдем по городу, погуляем, — предлагаю вслух, а про себя думаю: «Пока я тебя не разложил на этой кровати, но тогда точно в тюрьму попаду, по глазам твоим испуганным вижу».

Глава 29

Москва для меня не была каким-то незнакомым городом. Я, конечно, не мог сказать, что в совершенстве ориентировался в местонахождении улиц и переулков, всех этих Арбатов и «Красныхпресен», но многие достопримечательности я успел увидеть раньше.

В школе нас усиленно катали по всей стране, поэтому я был знаком практически со всеми городами-героями. Пару раз ездил в Санкт-Петербург, город-музей под открытым небом, жемчужину мирового достояния. Не сказать, что был восхищен. Я из тех: «где родился, там сгодился», и никогда бы не покинул свой провинциальный южный город на севера. Будь они хоть сто раз распрекраснее, чем мой портовый родной город.

Мы не собирались ехать в центр, нам было достаточно просто отъехать, удалиться как можно дальше от спального района. Забиться в какую-нибудь кафешку или заблудиться в людном парке, только подальше от Люсиной квартиры.

И все равно, каким-то образом мы оказываемся на Красной площади. Мы проходим через кабинки с металлоискателем, Люся раскрывает сумочку перед полицейским. Тот делает вид, что тщательно осматривает внутренности сумки, но по его скучающему виду я понимаю, что он нас уже считал и поставил клеймо благонадежных.

На площади царит книжное веселье. Повсюду раскинулись палатки-павильоны, в которых происходит что-то непонятное. Вокруг снуют телевизионщики, дети и родители, знаменитости и полузнаменитости… в общем, смешались кони, люди. Тут орет музыка, там популярный поэт читает стихи, чуть дальше толпа фанаток собралась вокруг своего кумира. Мне, человеку городскому, вся эта шумиха не была чем-то неведомым, но я, видимо, еще не отошел от долгой дороги в столицу и меня весь этот хаос напрягает.

— Миша, не смотри так удивленно, я забыла, что второй день книжного фестиваля идет, поэтому такой наплыв народа. Чего ты такой кислый? — наконец-то замечает мое настроение Люся.

— Я? Кислый? С чего такие мысли? — тут же открещиваюсь от очевидного. — Мне нравится, я в Москве уже лет… не помню сколько не был, спасибо, что повод появился.

Это я так намекаю ей, правда, сам не знаю, на что намекаю. На наши непонятные отношения? Возможно. На ее бегство? Тоже вариант.