Не родные. Малышка в награду (СИ) - Левашова Елена
— Понял тебя. Спасибо. Не хочу ее пугать и вламываться втроем.
— Подождем в подъезде, — услужливо отвечает мне Алексей.
Обычная панельная десятиэтажка скрывается в тени уютного сквера. Рядом детская больница, неподалеку парк аттракционов. Поднимаюсь по ступенькам крыльца и звоню в домофон.
— Кто там?
— Меня зовут Александр, Лидия, я могу войти? Есть важный разговор.
— Митьки нет! Я его давно выгнала. Если он вам должен, то…
— Нет, не волнуйтесь. Я не вымогатель. Мне нужна ваша помощь. Откройте, пожалуйста.
Она думает долгую минуту. От напряжения с меня семь потов сходит. Мышцы словно в металл превращаются, а сердце в лаву…
— Хорошо, проходите.
Поднимаюсь на третий этаж и звоню в двери. Мои ребята проходят дальше и останавливаются на крохотной площадке рядом с мусоропроводом.
— Что вы хотели? — хрипло спрашивает полноватая, невысокая брюнетка в домашнем халате.
В нос ударяют запахи сигаретного дыма и кошачьего лотка.
К бедру женщины испуганно льнет малышка лет пяти. Светленькая, неопрятная, с растрепанными волосами, в грязной, покрытой остатками засохшей еды футболке.
— Привет, малыш, — сдавленно произношу я. — Лидия, возьмите, пожалуйста. Купите малышке что-нибудь.
Протягиваю ей пятитысячную купюру, замечая тень неприкрытого стыда, мелькнувшую в ее взгляде.
— Вы не думайте, я не алкашка, — виновато бормочет она. — Тяжело мне живется, но Катюшу я люблю. Пашу как вол, матери помогаю. Она у меня после инсульта лежачая. Бегаю, как сайгак, то там, то на работе. Да вы проходите.
И правда, бутылок из-под спиртного нет. В кухне скромно, но вполне опрятно. Малышка обнимает мать и что-то спрашивает у нее на ухо.
— Катя говорит, что вы хороший. Что стряслось, Александр? Речь о моем Митьке, да? Что-то натворил, шельмец?
— Он помогал похищать женщину и младенца. Следствие обнаружило следы его крови в моей квартире. Именно там жила моя… родственница. Я решил поговорить с вами до приезда полиции. Не хочу, чтобы они давили на вас или пугали. Эта женщина, она… Она — мой близкий человек. Расскажите, где бывает ваш бывший муж? С кем общается? Вам знакомы его друзья?
— Еще бы… Эта такая дрянь приставучая, если бы вы знали, — вздыхает Лидия. — Человеку сложно выбраться из системы. Ты выходишь на свободу, хочешь жить нормально, честно, сменить круг общения, но нет! Они лезут к тебе — люди из прошлой жизни, бывшие сокамерники…
— С кем общался или общается Дмитрий?
— Я его год назад выгнала. За это время он дочь проведывал два раза. Приходил с пустыми руками. Дай-ка, вспомнить… С Бухариным он общался, так его посадили опять месяц назад. С Мельниковым тоже, так он помер. Погоди, вспомнила! Геннадий Сизов по кличке Сизый. Эта сволочь сейчас на свободе. Они как-то даже приходили вместе. Подвыпившие, грязные, как бомжи. Я их выперла сразу, даже на порог не пустила.
— А сколько Сизову лет? Он в Москве проживает?
— Родом он из Нижнего Новгорода. Последнее время здесь околачивался. Лет сорок ему, не больше. Геннадий Ильич Сизов — так его зовут. Скажи ментам, пусть пробьют его по базе.
— Спасибо вам большое. А Дмитрий давно появлялся?
— Давно, полгода его не было…
— Спасибо большое, — шепчу, встречая удрученный взгляд маленькой Катюши.
Глава 32
МАРУСЯ
— Ромаша, ее нельзя сейчас пичкать этими препаратами, она кормит Варю! — громко шипит Зоя Николаевна.
По счастливой случайности моя комната граничит с гостиной ужасного дома-похитителя.
Варюха спит, а я быстро стучу спицами, расправляя собравшееся на коленях полотно. Роман соизволил прислушаться к моим просьбам и обеспечил мой досуг. Теперь у меня есть книги, килограмм разноцветной пряжи и толстый альбом для рисования.
Крема и средств для умывания по-прежнему нет… Моему карателю-мужу доставляет удовольствие видеть мою покрасневшую от мыла кожу, потускневшие без нужного ухода волосы, загрубевшие руки. Не понимаю, как я могла так долго не видеть его личины?
Он тщательно прятал ее под ворохом вежливости и учтивости, природного обаяния и умения сыграть любую роль. Я просто попалась в его силки… Обыкновенная дура, клюнувшая на его внешнюю привлекательность и кажущуюся порядочность.
Нервно вяжу, пытаясь понять, что они собираются делать? Ждут врача, который признает меня невменяемой и назначит психотропные препараты? А что потом? Отберут ребенка, не имея необходимых для его воспитания документов? Я не подписывала никаких доверенностей, но и Роман не лишен родительских прав… В случае если меня признают недееспособной, он быстро оформит опеку над Варей. И все…
Я теряю время, бездействуя и выжидая. А, с другой стороны, пытаться вырваться из заточения без чёткого плана глупо и неосмотрительно. Одно я знаю точно: дом находится в Нижнем Новгороде, недалеко от синей, бороздящей песчано-грунтовую поверхность полей реки. По утрам я слышу тихий плеск наползающих на берег волн, а в определенные дни (их я отмечаю по-особенному) слышу разноголосый гул мужских голосов и рев моторных лодок.
Меток на краю оторванного края обоев ровно пятнадцать. Дни, когда на реку спускаются рыбацкие лодки — четыре. Могу предположить, что рыбаки приходят в выходные.
Мне надо лишь выбраться отсюда в день рыбалки. Перелезть через забор и бежать со всех ног, умоляя о помощи… Только как?
Перевожу взгляд на спицы. Ночью я могу расшатать поворотный механизм оконной рамы. Осторожно выползти в окно, не потревожив охраняющих территорию собак… Через забор я смогу перелезть сама, но как же Варя? У меня связаны руки, боже мой… Отчаяние снова поднимает голову, как проснувшаяся от спячки змея. Она шипит и наматывает круги, оплетая меня… Голова, шея, тело… Я уже и дышать не могу, представляя ужасающие картинки моего незавидного будущего. Мне нужен сообщник. Одна я не выберусь из дома, как ни крути…
В комнату тихонько входит Анна. Ставит поднос на стол и забирает пустую посуду. Не смотрит в глаза, боясь вызвать подозрения у тех, кто наблюдает за мной.
— Анна, а можно попросить белого хлеба вместо черного? — спрашиваю, повернув голову к камере. Наблюдатель легко прочитает по губам то, что я сказала. Вроде ничего подозрительного…
Она молча кивает и уходит. У меня есть минута, чтобы попросить ее о помощи. Задерживаю блуждающий взгляд на спящей малышке и иду в туалет.
Царапаю спицей на поверхности засохшего куска мыла:
«Помоги выбраться. Умоляю».
Криво, но прочитать можно. Возвращаюсь и кладу мыло между кусками черного хлеба.
Анна приходит через минуту. Водружает тарелку с белой булкой на столик и разворачивается, собираясь покинуть комнату.
— Анна, — зову ее и касаюсь плеча. — Возьмите черный хлеб. Покормите голубей во дворе, ладно?
Слегка отталкиваю один из кусочков, так, чтобы Анна увидела мыло.
Она непробиваемо кивает, забирает тарелку и уходит.
Господи, только бы не сдала меня… Она ведь может показать улику Роману и получить щедрое вознаграждение? Я никому не доверяю, но и бездействовать не могу!
Возвращаюсь к вязанию, напряженно вслушиваясь в шаги за дверью.
Я исполнена решимости защитить дочь, однако душевная боль и неуверенность опутывают, подобно паутине…
Она снова приходит. Стучится, а потом заглядывает, протягивая новый, упакованный в заводскую упаковку из картона, кусок мыла.
Наверное, тоже боится камер? В другой ее руке — дешевый гель для умывания и детский крем «Ушастый нянь».
Я от души благодарю ее, принимая подарки.
— Спасибо вам за заботу. Покормили птичек?
Она пожимает плечами и отводит взгляд. Уходит, оставлю меня одну.
Напускаю на себя равнодушие и медленно бреду в туалет. Самой же плясать хочется от нетерпения. Включаю воду и сажусь на край ванной.
«В субботу приедут рыбачить мужики с соседнего поселка. Сегодня четверг. Вам надо выбраться днем, а это очень сложно. Они вызвали психиатра. Времени у нас мало, Маша. Нужно действовать наверняка. Я думаю, можно выдать вас за курьера и вывести за пределы двора через калитку. Кепка, солнцезащитные очки и желтая майка у меня есть. За вами ведется круглосуточное наблюдение. Я не слишком умна, чтобы знать, как отключаются камеры. По вашей просьбе я позвонила Александру, ответила его невеста по имени Яна. Попросила больше не беспокоить. Сказала, что они поженились и собираются на Мальдивы, ближайший месяц будут без связи. Озерову звонила моя дочь, она здоровая девочка без проблем со слухом. Маша, можете писать мне в туалете и оставлять письма в мусорном ведре».
