Договоримся о любви - Александра Александровна Бузина
– Мы переехали сюда, когда мне исполнилось семь, – с обычным безучастным видом поведала Стася. – Тут неподалеку как раз открылась неплохая частная школа, и родители решили, что мне лучше учиться там. Дом то и дело перестраивали, расширяли, последний раз – года два назад. Раньше здесь была старинная усадьба, вернее то, что от нее осталось, чуть ли не голые стены… Папа пытался хотя бы что-то сохранить, кое-где осталась старая кладка. Да, от прежних времен – этот сад и аллея, очень миленькие, мне нравится там гулять…
«Миленькие»? Нет – потрясающие, великолепные, завораживающие! И как можно вещать об этой старинной красоте с таким возмутительно малым количеством эмоций? Липовую аллею окутывала аура загадочности, а роскошный сад был будто специально создан для тайных свиданий. Наверное, Стася настолько привыкла к этим краям, что перестала замечать их прелесть. Я же была совсем не прочь задержаться здесь хотя бы на недельку.
Тем временем мы добрели до конца аллеи и оказались перед массивными воротами и маленькой будкой. Сидевший в будке охранник приветливо кивнул нам со Стасей, и железные ворота бесшумно отворились. Мы оказались на асфальтовой дороге, обрамленной высокими, тянувшимися далеко вдаль заборами. Я украдкой вздохнула – и где она, эта старая добрая дачная жизнь, о которой так любила рассказывать бабушка Ника? Самовары на шишках, банки с солеными огурцами, пучки сохнущих на веранде трав, задушевные посиделки с соседями… Увы, все это осталось в прошлом, уступив место таким вот заборам, за которыми нет-нет да виднелись коттеджи и таунхаусы из стекла и бетона.
– Еще немного, дойдем до конца дороги, а там – рукой подать, – обнадежила Стася, по-прежнему сохраняя интригу. Мы явно не просто гуляли, а целенаправленно шли – только вот куда, я пока не знала. Вскоре мы действительно свернули с асфальта влево, на обычную тропинку, поросшую травой.
– Как ты после вчерашнего, пришла в себя? – решила я направить разговор в интересовавшее меня русло. И, немного увлекшись, брякнула: – Твой возлюбленный оказался на высоте! Действовать так смело, четко, твердо – это дорогого стоит.
– Согласна. – Спутница вздохнула, наконец-то немного оживляясь. – Признаться, я даже удивилась, с какой скоростью он отреагировал! Бросил все другие дела, поддержал… Даже с папой немного посидел, хотя это и непросто. Я-то думала, у него одна работа на уме.
Мне оставалось лишь снова тайком вздохнуть. Как же повезло Стасе, ей всегда подставит пресловутое крепкое плечо мужчина, о котором я никак не могла перестать мечтать! И как это случилось, что я встретила практически свой идеал, а он увлечен другой? Гримаса судьбы, не иначе…
– Знаешь, а мне очень нравится ваша пара. – Наверное, Стася все же заметила мою грусть, раз ободряюще улыбнулась и решила сделать ответный комплимент. – Никита такой классный! Веселый, симпатичный – и любит тебя, это видно сразу!
Растерявшись, я не нашла, что ответить, и лишь выжала из себя жалкую улыбку. Ну не признаваться же своей новой подруге, что на самом деле я увлечена ее мужчиной, а Ник, смею надеяться, действительно меня любит, но с приставкой «платонически»? Как, впрочем, и я его.
Словно уловив мою печаль, солнце зашло за тучи, и я застегнула ветровку. Мы миновали какие-то кусты и вышли к неширокой автомобильной дороге. Я заметила автобусную остановку и наземный переход. Оказавшись на противоположной стороне, мы уткнулись в старую железную лестницу, которая вела на самый верх поросшего редкими лиственницами холма.
Я двинулась по шатким ступеням вслед за Стасей, и вскоре мы обрели под ногами ровную твердую землю. На пути выросла открытая калитка, и через прорехи в металлическом заборе мелькнули темные кресты, гранитные памятники и яркие искусственные цветы. Так-так, очень подходящий моему кладбищенскому настроению антураж…
И вот я стояла перед приметным памятником с портретом неизвестной мне Юлии Трофимовой, не понимая ровным счетом ничего. Стася немного помолчала и, уловив мое смятение, объяснила:
– Это моя мама. Не удивляйся, настоящая фамилия папы – Трофимов. А что, красивая, мне нравится! Но он увлекся всей этой ерундой с семейными корнями, отыскал в роду какого-то троюродного дедушку с претензией на дворянство и решил взять его фамилию – Воздвиженский. По мне, так лучше быть Трофимовой. Станислава Воздвиженская – язык заплетается произносить! Не представляешь, как я намаялась в школе, подписывая тетради…
Я слабо улыбнулась, поймав себя на мысли, что Стася мне нравится. Да, она была избалованной, в чем-то – капризной, легкомысленной, но все-таки искренней и доброй. Учитывая мой интерес к Игорю, было бы гораздо легче, если бы богатая наследница оказалась бездушной стервой. Но нет, я действительно видела в ней дружеское участие, да и непростая семейная история Воздвиженских не могла оставить меня равнодушной.
– Жюли – так папа в шутку называл маму. Это французский вариант ее имени, ему очень нравилась идея милых парижских кондитерских. Говорил, что мама – его муза, даже придумывал для меня сказки о прекрасной девушке, которая пекла лучшие в мире безе. Не поверишь, каким он был раньше! Полным жизни, активным, все время тормошил нас! Мы втроем вечно куда-то ездили, бегали по музеям, ходили в походы, изучали новые рецепты… Мама смеялась, что у него внутри батарейка, которая никак не сядет.
Хм, если сейчас Воздвиженский – разумеется, в нормальном физическом состоянии – поражал неуемной энергией и эксцентричностью, что же было в те времена? Похоже, недоумение ясно отразилось на моем лице, раз Стася усмехнулась:
– Знаю, сложно себе представить. Мне трудно это объяснить… То, что все вы видите, – это совсем не радость. Скорее какой-то надрыв, нехороший, на грани истерики. Словно он тормошит себя, всех вокруг, только бы не думать, не вспоминать… понимаешь?
Я кивнула. Ничего необычного в том, что Воздвиженский, ощущая боль потери, с головой ушел в дела, не было. Собственно, даже его чудачество вполне укладывалось в рамки нормы – с той только оговоркой, что оно слишком затянулось. Интересно, а могло ли сильное переживание, которое легло на некоторые особенности темперамента, негативным образом сказаться на его психике?
Разумеется, я не стала озвучивать мучивший меня вопрос дочери Воздвиженского. Она между тем поправила и без того безупречно стоявший в вазе под портретом букет белых роз.
– Папа следит, чтобы здесь всегда были живые цветы, – грустно заметила Стася. – Наша семейная сказка закончилась, когда мне было десять. Мама заболела, внезапно и тяжело. В юности она серьезно занималась спортом, и, возможно, сказались старые запущенные травмы. Папа, конечно, пытался ее вылечить, искал лучших врачей, возил за границу. Они боролись, но… Мы остались вдвоем, папа с головой нырнул в работу, появились деньги, гораздо больше, чем прежде… Дом расширили, пристроили к нему крылья. Потом появился дядя Миша – сначала просто помогал по хозяйству, потом стал возить меня в школу, водить по кружкам. Страшно вспомнить, какое у меня было детство! С уроков – на танцы, с танцев – на язык, с языка – в бассейн, из бассейна – на музыку… Папа навязывал все новые занятия, и я как-то смирилась. Привыкла подчиняться. Так с тех пор и повелось…
Семейная история в сочетании с пасмурной погодой и, главное, этими памятниками вокруг наводила тоску. Чтобы немного развеять грусть и поддержать Стасю, я мягко улыбнулась.
– Наверное, в таком возрасте трудно сопротивляться диктату старших. Мне было четырнадцать, когда взрослые попытались навязать свою волю. Я боролась, со скандалами, выслушивая упреки, – как принято говорить, выходила из зоны комфорта. И добилась своего! Мне кажется, ты тоже на это способна, если речь идет о чем-то по-настоящему важном.
– Ты переоцениваешь мои силы. – На лице Стаси расцвела и тут же померкла
