Все началось с развода (СИ) - Томченко Анна
— Я не ошибаюсь, я заказываю танцы, Алёна. Если я сказал, значит, так и будет. А пока ты упираешься и строишь глазки всяким малолетним мажорикам, я буду постоянно находиться рядом для того, чтобы ни одна скотина к тебе свои копыта не подтянула.
— А что же ты тогда не думал, когда изменял мне о том, что какая-то скотина к тебе копыта протянула? Что же у тебя за двойные то стандарты? Тебе, получается можно выбирать молодую девку, брюхатить её, а мне, значит, ни от кого родить нельзя?
— Родить? — захохотал Альберт, запрокидывая голову назад. — Алёна, окстись, Алёнушка, тебе, чтобы лечь с мужиком в одну постель, надо как минимум прожить с ним какое-то время и не просто хотеть его, тебе надо в него влюбиться, это первое и второе. Ты слишком дофига себя уважаешь, чтобы забеременеть от какого-то мимо проходящего мужика. Ты никогда не могла бы таким воспользоваться, и ты явно бы не несла своё пузо впереди собственных амбиций.
Я оскалилась, склонила голову к плечу и усмехнулась.
— Аааа, так вот, значит, какого ты мнения о своей Эллочке.
А сейчас у него по лицу мелькнула такая маска злобы, что меня всю затрясло.
Если он меня сейчас здесь где-нибудь придушит, наверно, я наговорила на это.
Хотя однозначно нет, он был виноват сильнее. Это он создал всю эту ситуацию. Не я бегала за ним, цеплялась за ноги и не выпускала никуда. Нет, это ему сейчас важно находиться в моей жизни.
— Не смей так говорить, я тебе просто выдал ситуацию того, как это должно происходить в твоём случае. И как это не произойдёт в твоём случае, потому что у тебя же гордость, твою мать. Ты не пузо будешь впереди себя двигать, ты свою гордость будешь впереди себя двигать. Твоя гордость никогда не позволяла сказать: Альберт, прости меня, пожалуйста. Твоя гордость никогда не позволяла тебе подойти и сесть у меня в ногах, посмотреть снизу вверх и сказать: Альберт, ну я тебя прошу, прости меня. Ты никогда за все эти годы брака язык свой не повернула для того, чтобы сказать элементарных вещей — Альберт, прости меня.
Муж так сильно напирал на меня, что в итоге прибил, пришпилил, можно сказать, к стене.
Я хватанула губами воздух, запрокидывая голову для того, чтобы не расплакаться.
Простить?
А я что ему что-то плохое сделала за все эти годы брака, что должна была просить у него прощения. Да он никогда от меня слова плохого не слышал. Никогда. Я не осуждала его ни хороший поступок, ни плохой. Я всегда всем была довольна потому что это мой выбор. А быть недовольным своим выбором это не уважать себя. Я уважала себя и уважала свой выбор. И не считала, что Альберт в чем-то поступал неправильно.
— Алёна, в этом вся ты. А потом ты обижаешься. Как это так? У меня появилась другая баба.
— Я не обижаюсь, что у тебя появилась другая баба. Я не понимаю, какого черта ты ко мне прицепился со своим гаремом? — Едко выдавила я и поняла, что нервы вообще ни к черту, что я вывернула кисть, замахнулась, ударила Альберта по плечу, и он только зло усмехнулся. — Если бы мне было не наплевать, черт бы с два ты от меня ушёл. Я бы сделала все возможное для того, чтобы ты остался в семье. Но поверь, если человек предаёт меня, то я этого человека уже не люблю. Я к этому человеку не испытываю ничего хорошего, и скажи спасибо, что на данный момент нас связывают хотя бы дети и внуки. Но как только ты перешагнёшь эту черту, мне станет абсолютно плевать, что там происходит с тобой, с твоей беременной девкой и какие планы на жизнь ты строишь. И вообще, вместо того, чтобы сейчас стоять и лапать меня, ты бы мог развернуться и поехать в больничку в своей рожающей девке. А не пытаться задрать юбку своей бывшей жене.
Сказав это, я ещё раз замахнулась, ударила Альберта по плечу и наконец-таки смогла вырвать у него вторую руку. Если бы в этот момент я резко развернулась и открыла дверь, ничего бы не произошло, но я, растерявшись от того, что он меня выпустил, и оступившись на гладком кафеле, слегка ошалела и только спустя мгновение вцепилась пальцами в ручку двери, но в этот момент я, видимо, и добила Альберта, потому что он, взревев, дёрнулся вперёд, перехватил меня одной рукой за плечо, а другую сжал на моей шее.
— Знаешь что, Алёнушка? Ты себе это заруби на носу, жён, твою мать, бывших не бывает.
У меня перед глазами взметнулась тьма.
Я перехватила его за запястье, и что было сил впилась зубами в грубую кожу.
26.
— Стерва, — рявкнул Альберта и я клацнула зубами от того, что он вырвал свою руку.
Я вытерла тыльной стороной ладони губы и, чуть ли не выплюнув, произнесла:
— Кобель, грязный помоечный кобель.
Я толкнулась ещё раз спиной в дверь и на этот раз прицельно схватилась пальцами за ручку, повернула её и, резко развернувшись, вышла наружу.
Губы пылали, глаза горели, я опустила взгляд, прошлась по себе, ища какие-либо отметины этого дурацкого разговора, и с ужасом поняла, что платье в районе бёдер помято, потому что Альберт не отдавал себе отчёт, когда хватал меня то за одно, то другое место.
Выругавшись, я качнулась в сторону дамских, залетела внутрь, быстро включила воду, стараясь хоть как-то привести платье в порядок, чтобы разгладились заломы.
Удалось. А потом ещё стояла минут пять под сушилкой, пытаясь просушить эти места.
В голове колокол звенел.
Хотелось орать, кричать и вообще самое адекватное — развернуться и уехать.
Именно поэтому я быстро и нервно выскочив из дамской, пошла искать Зину, но , как назло, дочь куда-то запропастилась, и ладно бы она исчезла одна, нет, она успела прихватить куда-то с собой Даниила, и поэтому Митя рассекал в компании Тимофея по банкетному залу и что-то верещал.
Когда я его поймала, внук признался.
— А мама с папой пошли дальше сюрпризы мне готовить.
О каких сюрпризах шла речь, я не представляла, поэтому просто кивнула. А потом Альберт появился в поле моего зрения.
Он слишком нагло, зло и много начал пить, один бокал сменялся другим. Я не поняла, сколько за десять минут через него прошло официантов, но чем больше времени проходило, тем пьянее и злее становился его взгляд, а я понимала, что при таких вводных он обязательно что-то отчебучит, да и плевать мне вообще на его чёртову засранную репутацию, если честно. Мне абсолютно без разницы, как у него развернётся дальше работа и дальнейшие контракты, а вот то, что он ребёнка, своего внука, опозорит, вот это было безумно важно.
Срываясь сама на себя, я перекинула клач вперёд и постаралась найти мобильник в маленькой сумочке, тут же набрала Зину:
— Вы где?
— Мама, подожди. Мы готовим ещё один сюрприз.
— Зин, какой сюрприз?
— У нас здесь фейерверк. Только не говори Мите. Мы заняты. Сейчас организатор все утрясёт, и мы появимся.
— Зин, немедленно идите сюда.
— Мам, разберись сама с этой проблемой.
С какой именно, она даже не спросила, оставила меня, бросила, чтобы я попыталась утихомирить бешеного зверя, которого, собственно, и раздраконил их такой весь хороший, крестный.
Гулко сглотнув, я проследила глазами за тем, как по залу передвигался Альберт, только для того, чтобы понять, что он собирается выкинуть, но снова мелькали в поле зрения один за одним бокалы.
Да что же он ведёт то себя как свинья?
Он же прекрасно понимает, что это не то место, где надо устраивать кулачные бои и показывать своё эго всем на обозрение.
Какого черта он старается все настолько усугубить, что в дальнейшем последствия будут абсолютно у всего, и разгребать их придётся его же близким.
Понятно, почему он Эллочку с собой не взял, конечно, какой тут, когда здесь такие скандалы, зачем ему тревожить свою беременную девку?
Набрав полные лёгкие воздуха, я снова пошла на поиски Мити и застала его в детской комнате, постаралась отсидеться, но буквально через несколько минут в дверь вошёл Альберт, усмехнувшись пьяно, он присел на один из детских пуфиков и позвал к себе Митю.
