Поглощенные туманом - Нана Рай

Ника прогнала разъедающие сердце мысли, что в последний раз видела Стефано на работе с Фрэнкой. Англичанка не настолько лишена гордости, чтобы ездить к нему каждый день. По крайней мере, Ника надеялась на это.

После она как мышь проскочила в свою спальню и затем углубилась в работу, чтобы вытеснить воспоминания о ночи. Пару раз созвонилась с мамой и успокоила ее бодрым голосом и смехом, в очередной раз пообещала скоро вернуться; и снова бралась за проявку пленки и печать фотографий. Ника хотела отсеять неудачные кадры и переснять их позже. Когда она закончила, на часах было ровно шесть вечера. А на душе вместо удовлетворения – тяжесть. Будто вокруг шеи обмотали железную цепь и туго стянули.

Она выдыхает, словно пытается раскрыть клетку, в которую ее запихнуло сознание. Срывает с веревки фотографии и идет в спальню. Уныло смотрит на часы. Вечер, а Стефано еще не вернулся. Наверное, чувство загнанности, которое грызет ее сердце, и есть тоска. Но как избавиться от нее?

Ника забирается на кровать с ногами и раскладывает перед собой фотографии.

Возможно, для него ничего не значит эта ночь.

Она прикрывает глаза и сжимает пальцами чимаруту. Верно, ее работа почти закончена, буквально на днях она уедет, и Стефано вряд ли сделает что‑нибудь, чтобы ее остановить. А может, так и должно быть? Скоро тринадцатое октября. И лучше уехать до того, как наступит зловещая дата для рода Карлини.

Ника сосредоточивается на фотографиях, и взгляд невольно останавливается на снимке, который она сделала в столовой. Джианна и Паола – такие похожие и до боли разные, но сейчас их улыбки сияют теплом. Стефано – родной до безумия. Когда она успела привязаться к нему? Когда успела полюбить? Вопросы, на которые не суждено найти ответы.

От фотографии веет уютом. У Ники получилось удачно остановить время. Именно тот момент, когда в людях проявилось самое лучшее. И этот снимок она сбережет для себя.

Черная точка в углу фотографии бьет по глазам хлеще яркого света. Ника прищуривается и пытается разглядеть неизвестный брак, но точка растет. Разрастается и превращается в силуэт, который заполняет снимок.

Ника бросает его на кровать и вскакивает, но знакомое головокружение сбивает с ног. Она беззвучно хватает ртом воздух, цепляясь за покрывало, однако предметы вертятся все быстрее, утаскивая Нику в черную воронку.

Нет!

* * *

– Они обвиняют тебя, потому что первая жертва была твоей любовницей? И не смей говорить, что это ложь! Как ее звали? Салли? Боже, какое дешевое имя! Неужели не мог найти более достойную любовницу для графа Карлини?

От криков еще сильнее болит голова, будто на Нику надели шлем маленького размера. Она разлепляет глаза и медленно обводит комнату взглядом. Столовая ничуть не изменилась. Все та же лепнина на стенах, длинный, внушительный стол, по разные стороны которого стоят мужчина и женщина.

Ника опирается на руки и поднимается с пола, но колени тут же подгибаются, и она почти падает на стену. Каким‑то чудом удерживается на ногах. За глоток холодной воды Ника продала бы душу.

Фокусирует взгляд на миниатюрной женщине с идеальным каре. Белая блуза с длинными рукавами заправлена в серую плотную юбку до пола. Все пуговицы наглухо застегнуты до самого ворота. Только раскрасневшееся лицо выдает нрав итальянки. Ее глаза, как черные жемчужины, переливаются перламутром.

– Франческа, любимая, – высокий худощавый мужчина обходит вокруг стола, но женщина двигается по кругу, не разрешая ему приблизиться к себе, – так было нужно. Она не была моей любовницей. Я… не могу тебе объяснить, но…

Он напоминает человека, потерявшего целый мир. Такое лицо у людей, которым сообщают о смерти родственника. Те короткие доли секунды, когда ты еще не осознаешь потерю, но уже испытываешь боль.

– Конечно не можешь, – шипит Франческа. – А как еще объяснить жене, что ты переспал с другой женщиной. Эта американка тебе понравилась, не так ли? Она лучше меня, Викензо? Лучше?!

Викензо. Теперь Ника внимательнее смотрит на мужчину и отмечает сходство со Стефано. Знакомые серебристые глаза. Профиль. И все же в нем нет той опасности, которая присуща Стефано. Ника много слышала про Викензо, но не думала, что он выглядит так обыденно. Слишком по‑человечески. Мужчина, которого подозревали в убийстве десяти женщин, в ее представлении напоминал зверя, хищника. А на деле перед ней человек с впавшими щеками, слегка сутулый, в коричневом костюме дорогой кройки. Имя – единственное, что выделяет его из серой массы.

– Не говори чушь. Ты для меня самое главное, Франческа. Ты – моя жизнь. – Викензо делает рывок и хватает жену за плечи. Рядом с ним она выглядит еще крохотнее.

Ника резко сгибается, подавляя приступ тошноты. Это путешествие во времени дается тяжелее предыдущих. Снова поднимает голову и успевает увидеть, как Франческа опускает тонкую ладонь на щеку Викензо. Пощечина. Но он даже не дергается. Только сильнее сжимает ее хрупкие плечи.

– Я допустил ошибку, – шепчет он. – Но ты должна простить меня. Все, что я делаю, это ради тебя.

Франческа морщится:

– Ты так говоришь, словно и есть Итальянский Потрошитель. Не пугай меня.

– Нет, нет, Франческа, нет. Но я ищу способ защитить тебя от проклятья. До тринадцатого октября остаются считаные дни…

– Викензо, – в голосе женщины проскальзывают жалостливые нотки, словно она говорит с умалишенным, – последние годы ты одержим проклятьем. Почему ты так уверен, что оно падет именно на меня? Ведь еще есть твоя сестра, она старше меня и тоже из рода Карлини. А наша дочь… Мне кажется, ты накручиваешь себя.

– Нет. Ты в опасности, потому что носишь имя графини Карлини. Потому что ты – хозяйка замка. – Глаза мужчины сужаются, и даже Ника ощущает внезапный холод, повисший в столовой. – Проклятье существует. Уже было две смерти, и, если я не сделаю все, что в моих силах, будет третья.

Франческа яростно вырывается из его хватки:

– Ты сводишь меня с ума. Каждый день я слышу одно и то же. Тринадцатое октября, тринадцатое октября. А на деле водишься с американскими певицами, которые потом возглавляют хронику покойников.

– Тринадцатое октября – проклято для нашей семьи! – Викензо возводит руки вверх и угрожающе трясет ими в воздухе. Сейчас он похож на священника, изгоняющего дьявола. – Потому что все случилось в пятницу тринадцатого триста лет назад.

– В этом году это будет послезавтра, в субботу. Так