Жестокие чувства - Агата Лав
Или это тоже страх?
Он наклоняется ко мне так близко, что я невольно утыкаюсь лбом в его плечо.
– Алина, – выдыхает он хрипло. – Черт… Ты как? Дышишь?
Он на взводе.
Это слышно по голосу.
Его кожа даже как будто бьется током.
– Лучше, – отвечаю, чтобы успокоить его, хотя сама еще не отошла от шока. – Ты прыгнул за мной?
Я веду плечами, пытаясь скинуть оцепенение, чтобы побыстрее прийти в себя. Я снова заглядываю в лицо Лебедева и вижу, что ему дорого стоило все произошедшее. Он поднимает руки и проводит широкими ладонями по моей голове. Приглаживает мои волосы несколько раз, словно не может остановиться. Его как будто замыкает, так что мне приходится ловить его запястья, потому что еще чуть – и он сделает мне больно..
– Я жива, – произношу спокойно и сдавливаю его кожу. – Все хорошо, Роман.
В этот момент я уверена, что он уже проходил через это. Я буквально вижу в его стеклянных глазах то, как сложился тот трагический день. Он сам вытащил тело своей жены из воды, пытался помочь, откачать, орал на персонал, который в панике что-то доставал из аптечки и вызывал помощь с берега. Для этого не нужно быть психологом, это настолько очевидно… Каждый мускул Лебедева, каждый зажим и нервная судорога кричат о том, что произошло тогда.
Я слышу шорох рядом и поднимаю глаза. Рядом стоит Марианна, которая протягивает мне полотенце. Мне становится тошно, во мне вскипает столько злости на эту недалекую мелочную суку. Она сама не понимает, что творит, но наверняка довольна своей выходкой.
– Где доктор, мать вашу?! – вскипает Лебедев и грубо вырывает полотенце из рук Марианны.
Он даже не смотрит на нее, но ему идет на пользу, что он выпустил немного ярости через крик. Его отпускает, и он уже четкими движениями укутывает меня в полотенце.
– Где-то есть кровь? – спрашиваю его, поднимая ладонь к лицу.
– Лучше не трогай. Пусть доктор осмотрит. На вид ничего критичного, но рассечение точно есть.
– Ты умеешь успокаивать, – я усмехаюсь и вижу, как Лебедев отвечает тем же.
– Да быстрее! – раскатистый баритон Германа раздается с другой стороны.
Я вспоминаю о его присутствии и следом вижу, как он агрессивно прихватывает спешащего мужчину за локоть и буквально толкает его в мою сторону. Бедный доктор едва не падает передо мной на колени. Он что-то говорит на английском, но мне трудно разобрать. К счастью, Роман берет общение с ним на себя, а я вновь смотрю на Третьякова.
Вся его одежда промокла насквозь. Тонкие ручейки до сих пор стекают с закатанных рукавов рубашки по загорелой коже предплечий. Рядом у его ног валяется его сотовый, который тоже весь в воде и который, видимо, выпал из кармана, когда Герман выбрался на палубу.
Да, Герман тоже нырял.
Это очевидно.
Из нас четверых сухой осталась только Марианна.
Когда я понимаю это, не могу сдержать нервный смешок. Она ведь так хотела искупаться и порадовать мальчиков. Какая ирония.
– Что там?! – Герман не выдерживает первым и требует отчет у доктора, который осматривает меня.
– Боюсь, он не понимает по-русски, – бросаю ему.
Третьяков кривится из-за моего стервозного тона. Он приближается, нависая над нами, и на мою ладонь падают капельки воды с его одежды.
– Когда причалим, тебя осмотрят в больнице. Нужно исключить сотрясение, – говорит Лебедев после разговора с доктором. – А пока я отнесу тебя в каюту, тебе нужно отдохнуть.
Роман поднимает меня на руки. Вскоре мы оказываемся в каюте, в которой чувствуется прохлада. Лебедев опускает меня на большую кровать и забирает полотенце, вместо него подтягивает одеяло и помогает мне укрыться. В нем сейчас так много движений, но так мало слов. Будто он боится, что если откроет рот, то выльется слишком многое.
Я замечаю, как он глотает воздух, словно не может отдышаться. Его мышцы до сих пор напряжены, что прекрасно видно сквозь мокрую одежду. Я тянусь к нему и приобнимаю за шею. Больше для него, чем для себя. Чтобы он снова почувствовал, что я здесь. Я дышу. Я жива.
– Тебе не холодно? – спрашивает он, не глядя прямо в глаза.
– Нет. Все хорошо.
– Ты подрагиваешь.
– Это не от холода. Я перенервничала.
Он кивает, потом проводит ладонями по своим волосам и отступает на шаг, как будто старается вернуть себе равновесие. Он явно постепенно осознает, что произошло и что он показал слишком много переживаний. Тех самых, которые привык прятать в самой глубине сердца.
В этот момент открывается дверь и появляется Герман. Он с порога окидывает нас быстрым внимательным взглядом.
– Капитан говорит, мы сможем причалить через час. Там есть частный госпиталь. Я отправил запрос, нас примут без ожидания, – обращается он к Лебедеву, но все время продолжает смотреть на меня.
– Хорошо, – Роман кивает. – Главное, чтобы осмотрели сразу.
– Доктора на борту достаточно для первой помощи, – продолжает Герман. – Но такие вещи лучше не игнорировать.
– Нам потом будет нужно поговорить. Насчет Марианны.
Герман скалится.
По тону Лебедева ясно, что разговор будет неприятный. А это не вписывается ни в какие рамки. Отчитывать без пяти минут жену за выходку, в которой пострадала только девушка из эскорта? Звучит бредово.
С другой стороны, Герман должен быть доволен. Это значит, что я отлично выполняю свою часть плана. Только вот взгляд у него тяжелый, мрачный. Я вижу, как он смотрит на мое лицо, на мои волосы, на каплю крови, подсохшую у виска. Его челюсть сжимается, и он протяжно выдыхает.
– Потом, – бросает он и уходит.
– У Третьякова крутой нрав. Лучше не трогай Марианну, если хочешь вести с ним бизнес, – говорю Лебедеву, когда мы остаемся вдвоем.
– У меня тоже крутой нрав, – в его голосе проскальзывают стальные интонации. – А ты точно хорошо приложилась головой. Переживаешь за девку, которая чуть не убила тебя.
– Роман…
– Ты просто не видела это со стороны. Еще чуть, пару сантиметров, и ты бы ударилась виском.
– Хорошо, я тоже зла. Но тебе все равно не стоит называть ее девкой. Ради бизнеса.
– Я сам разберусь, что мне стоит сделать, а что нет.
Я замолкаю на несколько мгновений.
– Да, прости, – произношу спокойнее и откидываюсь на подушку.
Мне действительно нужен отдых. В этой игре сильных мужчин и истеричной Марианны мне
