Гнев изгнанника (ЛП) - Джей Монти

Достаточно одного слова, всего одного, и я отступлю. Дам ей пространство и займусь своими делами, но она не сделает этого. Потому что хочет меня так же сильно, как я хочу ее.

Всю свою жизнь я был чей-то боксерской грушей. Я справлюсь с ней.

Мы не друзья. Мы даже не нравимся друг другу.

Мне не нужно любить Фи, чтобы хотеть исправить то, что я сломал.

Это я могу. Я могу быть для нее выходом, принимать все, что она хочет выплеснуть на меня. Это меньшее, что я могу сделать после всего, что произошло с Окли. Это меньшее, что она, черт возьми, заслуживает.

В ее глазах мелькает смесь растерянности и отчаяния, ее маленькие ручки сжимают мою толстовку.

— Почему ты так со мной поступаешь? — хрипит она, нахмурив брови, как будто слова причиняют ей боль. — Что ты со мной делаешь?

— Вижу тебя, — выдыхаю я, слова вырываются из груди, как будто они годами были заперты внутри, и я впервые могу их высказать.

Руки Фи сжимают мою рубашку, притягивая меня к себе и прижимая себя ближе. Ее губы приоткрываются, дыхание становится неровным и поверхностным, и я клянусь, что чувствую, как под моими пальцами трепещет ее сердце, когда одна из моих рук скользит по ее шее.

— Неужели? — бормочет она тихим, почти прерывистым голосом. — И что ты видишь?

Я наклоняюсь, мой лоб почти касается ее лба, и я поглаживаю пульс на ее шее. Я дышу тяжело и неровно, глядя в ее глаза, эти разбитые, цвета морской воды, стеклянные глаза.

— В твоих глазах столько боли, не понимаю, почему я – единственный, кто это видит, — я сжимаю пальцы на ее затылке, наклоняясь, чтобы почувствовать ее дыхание на своем лице. — Ты – чертова трагедия, Ван Дорен. Но, черт возьми, ты прекрасна.

Пространство между нами испарилось, ее грудь прижалась к моей, наше дыхание смешалось в воздухе, как дым. Ее губы приоткрылись, и на долю секунды я потерялся.

Потерялся в осколках ее души, в острых углах, которые она пытается скрыть, в хаосе, живущем под ее кожей. И я хочу утонуть в этом. Я хочу почувствовать каждую частичку боли, которая приходит, когда я прикасаюсь к ней.

Ее глаза дикие, отчаянные, как будто она пытается понять, притянуть меня ближе или оттолкнуть.

Но я чувствую, как ее тело прижимается к моему, как ее дыхание замирает, когда мои пальцы скользят по ее шее.

И тут дверь распахивается.

— Эй, Фи… — голос Рейна заполняет комнату, непринужденный и ничего не подозревающий, но в тишине он звучит как выстрел.

Мы отскакиваем друг от друга, быстро и инстинктивно, как будто нас поймали за чем-то гораздо худшим, чем это. Я делаю шаг назад, рука все еще приподнята, и она выскальзывает из-под моей ладони, проскальзывая мимо меня, как будто обожглась.

Я сжимаю челюсть, проводя рукой по ней, и поворачиваюсь к нему – его глаза прищурены, кулаки уже сжаты. Гнев – это еще мягко сказано. Ярость волнами набегает на него, густая и тяжелая, воздух вокруг практически вибрирует от угрозы насилия.

Отлично.

Я засунул руки в карманы, сдерживая желание закатить глаза, когда его взгляд перескакивал с меня на нее. Как будто он уже решил, что я виноват в чем-то.

Как обычно.

Рейн Ван Дорен. Известный бабник и ходячая пороховая бочка.

Его обычную самодовольную ухмылку сейчас не видно, что наполняет меня небольшой радостью. Я люблю раздражать этого парня. Иногда это чертовски легко.

— Что здесь, черт возьми, происходит?

Я наблюдаю за Фи краем глаза. Она выглядит невозмутимой, даже спокойной, лениво махая рукой в сторону доски.

— Занимаюсь репетиторством, идиот, — бормочет она своим обычным ровным тоном. — Джуд практически завалил физику.

Я приподнимаю бровь, выражение моего лица молчаливо спрашивает ее. Серьезно? Так мы решим эту проблему?

Она не встречает моего взгляда, но в ее глазах что-то мелькает – возможно, удовольствие или раздражение. В любом случае, она отлично справляется со своей ролью, делая вид, что ничего не произошло.

— Да, — буркнул я, не в силах сдержать сарказм. — Она моя настоящая спасительница.

Глаза Рейна сузились еще больше, его взгляд метался между нами, останавливаясь на мне, как будто я был причиной всех проблем. Его кулаки сжались, костяшки пальцев побелели. Еще одно неверное движение, и он выйдет из себя.

У этого парня самый взрывной характер, который я когда-либо видел, и это о многом говорит, учитывая, что это мои слова.

Последнее, что мне нужно, – это объяснять его матери, почему у ее драгоценной звезды футбола сломан нос.

Я сдвигаюсь с места, выскальзывая из-за лабораторного стола, руки все еще в карманах:

— Остынь, красавчик. Я как раз уходил.

Мне не хочется оставаться здесь и слушать его болтовню типа «не тронь мою сестру, или я тебя убью». Опять.

Я оглядываюсь на Фи, на мгновение встречаясь с ее взглядом. Это еще не конец. Что бы ни случилось здесь, это еще не конец, и она это знает.

Я хочу узнать все, что скрывается за ее красивой улыбкой. Тьму, которую она зарыла так глубоко, что никто не осмеливается к ней прикоснуться. Я хочу узнать секреты, которые она хранит, скрывая их под ядовитыми словами, и стыд, который она маскирует за улыбками, никогда не достигающими ее глаз.

Ее жестокость. Ее ярость. Кипящая ненависть к себе, которую едва сдерживают нити гордости.

Я хочу завладеть ими.

Сражаться с ней за это, вырвать это из нее зубами, если понадобится, пока все не станет моим.

Когда я дохожу до двери, я чувствую, как рука Рейна сжимает мое плечо, – слишком крепко, чтобы это было случайно. Его пальцы впиваются в мою толстовку, как тиски, и на секунду в аудитории становится тихо.

Я смотрю на его руку, затем медленно поднимаю взгляд, чтобы встретить его, приподняв одну бровь в молчаливом предупреждении.

Ему действительно не нужны сегодня проблемы.

— Убери руку, Ван Дорен. Пока я не заставил тебя ее съесть.

Пальцы Рейна на мгновение сжимаются, его хватка крепкая, и я чувствую, как от него исходит жар его гнева. Его челюсть сжимается, как будто он скрежещет зубами. Он думает об этом – о том, чтобы ударить меня.

— Давай. Подними мне настроение, — прошипел я, и в моих словах слышна угроза, которую я не пытаюсь скрыть.

Я бы с удовольствием надрал его самодовольному избалованному задницу.

Но он не делает этого.

Он колеблется, челюсть все еще сжата, прежде чем наконец, медленно, ослабить хватку.

В аудитории все как будто сделали невидимый вдох, но напряжение не исчезает. Оно висит в воздухе, тяжелое и мрачное, когда его рука опускается на бок. Его глаза, все еще прикованные к моим, полны яда, такого, от которого трудно избавиться, который гноится.

И вместо того, чтобы ударить меня, он произносит прощальные слова, которые звучат как удар.

— История имеет свойство повторяться. Запомни, Синклер, ты не сможешь получишь девушку. Ты сломаешь ее.

Глава 20

Шторм

Фи

25 октября

— Фи! Фи! Фи!

Этот крик звучит в моих ушах, ритмичный пульс голосов, пока дешевая текила жжет мне горло.

Он должен был оглушить меня.

Заглушить боль, которая уже несколько дней терзает меня изнутри. Но вместо этого она лежит там, как свинец в желудке, вызывая тошноту, которая не имеет ничего общего с алкоголем.

Я отрываю бутылку от губ и трясу пустым стаканом над головой. В комнате взрывается шум – свист, крики и пьяные аплодисменты, все это обрушивается на меня, как прибой на острые скалы.

Я моргаю сквозь туман, слегка покачиваясь, оглядываясь вокруг со своего импровизированного трона на чьем-то потрепанном обеденном столе.

Тела прижимаются друг к другу, – море пота и жара, – слишком тесно сжатые в тусклом, задымленном свете. Смех раздается хаотичными взрывами, напитки выливаются из красных стаканов, руки тянутся, чтобы хлопнуть по спинам и втянуть людей в беспорядочные объятия.