Испорченная кровь (ЛП) - Кенборн Кора
Именно этот образ перевешивает чашу весов, заставляя осколки самообладания, которые я оставил, рассыпаться по полу. Когда я делаю выпад, это делается не для того, чтобы спасти свою жизнь, а для того, чтобы отомстить за них.
Слепящая ненависть опаляет мой взор, когда я тянусь к миске с борщом, стоящей передо мной, и швыряю ее через плечо в лицо украинскому солдату. Застигнутый врасплох, он отшатывается назад, давая мне достаточно размаха, чтобы перелететь через стол. Через несколько секунд пистолет у меня в руке, и я разворачиваюсь — звуки жарких ругательств Грейсона наполняют мои уши, когда я выпускаю две пули.
Один попал в охранника, удерживающего Грейсона.
Другой - в ублюдка, пытающегося обезглавить меня.
Когда оба охранника падают на пол, Грейсон хватается за плечо, выдавливая приглушенное проклятие, пока кровь течет между его пальцами. Прежде чем я успеваю оценить ущерб, Лиско бормочет что-то по-украински, затем неуклюже встает со стула, его рука тянется к пистолету.
Не сегодня, ублюдок.
Перепрыгнув через хлипкий карточный столик, я сталкиваюсь с ним, сила опрокидывает нас обоих на плиту, а мое дуло прижимается к его лбу. Знакомые крики и выстрелы сливаются в водоворот за стальными дверями, когда я смотрю в глаза мужчине, который увел меня от моей жены.
Внезапно монстр внутри меня жаждет большего, чем пули. Он хочет аморального правосудия.
- Раз уж тебе так нравятся семейные рецепты, позволь поделиться одним из моих, шиплю я. - Это любимое блюдо Карреры.
Одарив его редкой улыбкой, я заезжаю коленом ему в живот, от удара он наклоняется вперед ровно настолько, чтобы я мог схватить его сзади за шею, развернуть и ткнуть лицом в его гребаную кастрюлю с борщом. Он вырывается, размахивая руками, но я не сдаюсь, пока он не подавится своей традицией и не утонет мучительной смертью.
Когда я отпускаю его, он падает на пол, горшок опрокидывается на его безжизненное тело.
- Каррера.
Приходя в себя от убийственной ярости, я оборачиваюсь и вижу Грейсона, его плечо залито кровью, в глазах тот же убийственный блеск.
Мы бежим через ресторан к ожидающим нас внедорожникам, наши тяжелые шаги звучат как ритм барабана, отбивая наши худшие страхи. Перейдя улицу, мы расходимся в двух разных направлениях.
Когда я подхожу к дверце со стороны водителя, Грейсон снова зовет меня по имени. Поднимая глаза, я вижу выражение лица, пропитанное кровью, честью и решимостью. - Что бы ни случилось, Заккария умрет.
Мрачный подтекст бьет по сердцу, загоняя мужа еще дальше в тень, в то же время вооружая монстра двадцатилетней перенаправленной ненавистью.
- Он это сделает, - обещаю я. - Если мне придется выкарабкиваться из ада и тащить его вниз самому… Он это сделает.
Глава Двадцать седьмая
Талия
Санти явно не доверяет, что я приберегаю свои оргазмы для него.
Через пятнадцать минут после того, как он ушел, пока я все еще проклинаю своего мужа за то, что он прикарманил мои трусики и мою скромность, когда уходил, Рис заходит в комнату.
Он стоит, как часовой, у двери, пока я сажусь на золотой табурет у стойки бара и пишу сообщение Лоле, чтобы узнать, не захочет ли она каким-то чудом оторваться от постели больной и присоединиться ко мне здесь. Однако она не отвечает ни на одно из них. Она даже не читает их. В конце концов, я пытаюсь дозвониться, но ответ попадает прямо на голосовую почту.
Я не притронулась ни к капле шампанского с тех пор, как ушел Санти. Мне больше не хочется праздновать, потому что я точно знаю, куда он ушел. Тем не менее, сегодня мой день рождения, так что мне нужно что-нибудь выпить, чтобы снять остроту моей сексуальной неудовлетворенности и страхов.
- Пойдем смешаем коктейли со мной, Рис, - прошу я, соскальзывая с барного стула и обходя край стойки.
Он с гримасой качает головой. - На работе не пить. Ты знаешь правила своего отца.
- Ты хотя бы посидишь со мной?
Вздохнув, он неуклюже тащит свое гигантское тело ростом шесть футов четыре дюйма к стойке бара, проводя рукой взад-вперед по своей лысой голове, как будто пытается избавиться от нежелания.
- Ты знаешь какие-нибудь трюки Тома Круза? Шучу я, размахивая шейкером у него перед носом.
Когда он не отвечает, я ставлю шейкер на стол и начинаю набивать его льдом. Я иду налить пару рюмок водки, когда за дверью раздается громкий стук, за которым быстро следует другой.
Я бросаю взгляд на Риса, чтобы узнать, слышал ли он тоже, но он просто пожимает плечами. - Игроки становятся шумными. Каррере следует быть более разборчивым в выборе тех, кого он впускает.
- Публика сегодня выглядела довольно элитной и хорошо себя вела, - с сомнением говорю я. - Думаешь, нам стоит проверить?
- Пусть люди Карреры разбираются с этим, - говорит он, отмахиваясь.
Он находит за прилавком скромную стереосистему и включает завораживающую классическую музыку.
- Что это? Спрашиваю я, мои руки покрываются мурашками, когда он прибавляет громкость.
- Дебюсси.
- Не похоже на стиль Санти. Что-то подсказывает мне, что он скорее настроен против истеблишмента .
Моя шутка не удалась, поэтому я заканчиваю готовить "Космополитен" в тишине, уверенная, что слышу слабые крики на фоне музыки. Минорные клавиши скользят по моей коже, как ржавые гвозди. Я смотрю на часы над баром. Прошло тридцать минут с тех пор, как ушел Санти.
Телефон Риса подает звуковой сигнал.
- Кто это? спрашиваю я.
- Твой муж. Он задерживается.
- Черт. Я сажусь на табурет рядом с ним и делаю глоток своего коктейля.
С ворчанием он расстегивает верхнюю пуговицу своей черной рубашки и кладет пистолет на стойку. Похоже, мы оба готовимся к долгой ночи разглядывания стен.
Музыка заканчивается. Начинается другой трек, и тридцать минут медленно перетекают в час.
Приходят еще сообщения для Риса, но ничего для меня. Мне так скучно, что я ловлю себя на мысли поиграть в Candy Crush.
- Ты знаешь, как долго я работаю на твоего отца? Внезапно говорит Рис, кладя телефон рядом с пистолетом.
Я качаю головой. Для меня Рис - часть моей семьи. Он присутствовал на каждой вечеринке по случаю дня рождения. Он там на каждой фотографии...
- Двадцать пять лет, - отвечает он.
Это вытряхивает меня из паутины инерции. - Это почти столько же, сколько у отца Эдьера.
- Я был там, в Майами, когда он познакомился с твоей матерью.
Теперь мне действительно любопытно. - Каким он был тогда?
Наступает пауза.
- Дикарь.
Это некрасивое слово, которое не соответствует элегантности этой комнаты.
Беспокойство сковывает мой желудок, когда Рис меняет треки на другое произведение классической музыки, где отрывистые фортепианные ноты звучат как режущие ножи.
- В предательстве есть какая-то прелесть тебе не кажется? говорит он, заставляя меня поперхнуться своим напитком. - Она как идеальная киноактриса — женщина, о которой ты фантазируешь годами, — пока однажды ты не встречаешь ее на улице, и она оказывается еще чертовски красивее, чем ты когда-либо представлял.
- Рис...?
- Ты знал, что у нас общий день рождения?
Я качаю головой, глядя в ответ на мужчину, которого я знаю так же хорошо, как собственного отца, но чей взгляд начал скользить по моей груди каким угодно образом, но только не родительским.
Мое беспокойство разрастается в шипы.
- Я купил себе подарок. Он обошелся мне почти во все. Выключив стереосистему, он лезет в карман своих черных джинсов и достает маленькую малиновую коробочку. Внезапно тишина становится более удушающей, чем музыка. - Хочешь посмотреть?
Он ставит коробку рядом с моим коктейлем. В этом цвете есть что-то такое, что снова сажает меня на цепь в подвале и избивает до тех пор, пока я не начинаю молить о пощаде.
- Открой это.
— Я действительно не хочу...
- Я просил тебя - открыть это, - говорит он сквозь стиснутые зубы.
