Испорченная кровь (ЛП) - Кенборн Кора
Отпущение грехов означало слабость.
Неправильно.
Это чертовски неправильно.
Когда вы оказываетесь на грани потери двух самых важных людей в своей жизни, это меняет ваши взгляды.
Слабость заключается не в том, чтобы поступиться гордостью.
Слабость приносит в жертву любовь, чтобы поддержать ее.
Она дергает меня за запястья. - Санти! Ты можешь меня выслушать? Я тебя не виню! Ты сделал то, что считал правильным. Мы Каррера — мы не совсем разделяем нормальные идеалы и мораль. Кроме того, я прошла обследование, и мы оба в порядке .
Оба.
Как в случае с ребенком моей сестры и Сандерса.
Постоянное звено, объединяющее их на всю жизнь.
Я медленно опускаюсь обратно в кресло. - Ты никогда не переставала встречаться с ним.
Это не вопрос, но она все равно отвечает. - Только на те шесть месяцев, когда Pápa отправил меня обратно в Мексику. После того, как я уболтала тебя по пути обратно в Род-Айленд .... Она качает головой, оставляя остальное невысказанным. - Да, с тех пор.
- Ты любишь его, Лола?
Напряжение на ее лице сменяется безмятежной улыбкой. - Больше всего на свете.
- Он любит тебя? - спросила я
Вздохнув, она присаживается на край моего стола. - Я знаю, ты не хочешь в это верить, но да, это так. В нем есть такая сторона, которую никто не видит, кроме меня.
Слишком много гребаной информации.
- Давай так и оставим, - ворчу я. - Когда свадьба?
- Какая свадьба?
- Этот pinche cab— Под ее язвительным взглядом я провожу рукой по небритому лицу. - Я имею в виду, что Сантьяго обрюхатил мою младшую сестру. Ты хочешь сказать, что он даже не собирается жениться на тебе?
Она закатывает глаза. - Добро пожаловать в двадцать первый век, Санти. Для рождения ребенка не обязательно устраивать свадьбу с ружьем.
Если Сандерс думает, что собирается превратить мою сестру в мать-одиночку, этот дробовик будет нацелен на его член. - Мне казалось, ты говорила, что любишь его.
- Да, но когда мы поженимся, это произойдет потому, что мы сами этого захотим, а не потому, что нас заставят.
Я вздрагиваю. Хотя и непреднамеренно, она только что нанесла прямой удар по очень тонкому нерву. Судя по тому, как быстро гаснет ее улыбка, она тоже это знает.
Закусив губу, она, прищурившись, проглатывает невнятные извинения. - Послушай, я не имела в виду, что так это прозвучало...
Как бы все ни было хреново, я не могу удержаться от смешка. Кровь Каррера может доминировать в нашем генофонде, но это чистокровные Лаше. Máma всегда имела склонность к нефильтрованное прямотой. Сначала говори, потом думай, при необходимости извиняйся.
Что прямо сейчас заставляет меня хорошенько взглянуть в зеркало.
Нацепив брошенное обручальное кольцо на большой палец, я подношу его к лицу. Несколько дней я воспринимал это как обещание. Круг надежды. Теперь я вижу это так, как видела Талия, когда я надел ее кольцо ей на палец в день нашей свадьбы.
Гребаные кандалы.
- Да, ты говорила, - говорю я категорично. - Но я заслуживаю это услышать, потому что ты права. Никого нельзя принуждать к браку, которого он не хочет. Это никогда не заканчивается хорошо.
Тишина заполняет мой кабинет, пока она переваривает мое признание. - Дай ей время, Санти. Ты не знаешь, через что мы прошли. Никто никогда не узнает. Наши тела исцеляются, но то, что мы видели, то, что мы пережили ... Она вздрагивает, мрачное выражение омрачает ее лицо. - Это сохраняется. Воспоминания подобны ядовитым семенам. Пригвоздив меня понимающим взглядом, она добавляет: - Некоторые вещи нельзя искоренить успокаивающими словами или двадцатью телохранителями, охраняющими ее квартиру.
Черт.
Она знает, что я положил глаз на Нью-Йорк.
- Эти семена заложены в наших умах. При правильном окружении они приживутся. Они засорят шипами черные розы, и в конце концов это все, что останется. Мы станем их величайшей победой. Опустив взгляд, она проводит пальцами по своему плоскому животу. - Их живые жертвы.
Печаль в ее голосе подобна еще одному кинжалу в сердце.
- Лола...
Соскользнув с края стола, она заворачивает за угол, где я все еще не оправился от ее признания. - Вот почему она ушла, - говорит она, нежно кладя руку мне на плечо. - Это не потому, что она не любит тебя, Санти. Это потому, что она не научилась любить то, кем она стала. Они украли частички нас и изменили других. Пока Талия не смирится с этим, у нее не останется достаточно вещей, чтобы отдать их тебе.
Я не говорю. Я не могу. Созданный ею образ держит меня за горло.
Как бы мне это ни было чертовски ненавистно, я принял потребность Талии в пространстве. Но до сих пор я никогда этого не понимал. Каждое мое требование разбивало хрупкие осколки, которые она пыталась восстановить.
Что касается моей сестры? Я тоже начинаю понимать ее. Она больше не нуждается в моей защите. Она Каррера.
Приподнимая ее подбородок, я касаюсь ее носа, как делал, когда мы были детьми. - Из тебя получится хорошая Máma.
- Значит ли это, что ты собираешься прекратить попытки убить отца? - осторожно спрашивает она, и в ее арктическо-голубых глазах вспыхивает надежда.
Эти гребаные перемирия приведут меня к смерти.
Выдвигая ящик стола, я достаю серебряный браслет, который хранил для нее.
- Мой браслет! - говорит она, задыхаясь.
- Моя единственная любовь возникла из моей единственной ненависти, - декламирую я, глядя на надпись. Последние несколько дней я до смерти анализировал эти слова. Прокручиваю их в уме, только чтобы прийти к тому же выводу. - У тебя когда-нибудь возникало чувство, что все это было предопределено? - Спрашиваю я ее, вкладывая браслет в ее протянутую руку.
- Каким образом?
- Говорят, любовь и ненависть - это просто разные стороны одной медали. Отражения друг друга, разделенные долей градуса. Вся эта ненависть между нашими семьями на протяжении всех этих лет… Ты когда-нибудь задумывалась о том, что это был только вопрос времени, когда монета перевернется? Согнув указательный палец, я провожу им по кольцу, все еще надетому на моем большом пальце. - Что наша единственная любовь всегда должна была проистекать из нашей единственной ненависти?
Наклонив голову, Лола надевает "Серебряное обещание" Сандерса обратно себе на руку, продолжая обдумывать мою философскую чушь.
- Я не думаю, что война предопределяет любовь, Санти, - наконец говорит она. - Я думаю, любовь - это то, что все заканчивает. Понимающе улыбнувшись мне, она поворачивается к двери.
- Chaparrita.
Остановившись, она оглядывается через плечо. - Да?
Я скриплю зубами, незнакомый вкус смирения - горькая пилюля. Я всегда считал это недостатком, бессмысленной чертой характера, которую я никогда не утруждал себя усвоением. Но ради нее — ради Талии — я готов попытаться.
- Felicidades.
В ответ на мои поздравления лицо моей сестры озаряется. Открывая дверь, она оставляет меня в раздумьях. - Позволь ей самой разобраться в себе, Санти. Подожди ее.
Когда дверь за ней тихо закрывается, я снимаю кольцо с кончика большого пальца, возвращая его на законное место на безымянном пальце левой руки.
- Siempre.
Глава Двадцатая
Талия
- Ужин сегодня за мой счет. Специальное блюдо без глютена. Есть желающие?
Я отрываю взгляд от мрачного горизонта Нью-Йорка и вижу Эллу, стоящую в дверях гостиной и размахивающую передо мной парой меню на вынос.
- У Gio's дерьмовый выбор начинок, но в Маленькой Италии готовят довольно посредственную маргариту, - добавляет она, хмуро глядя на них. - Если подумать, они оба дерьмо. Следующим летом мы с тобой отправляемся в двухнедельную поездку в Рим. Мы собираемся найти кафе рядом с каким-нибудь крутым местом, вроде Пантеона, и целый день есть настоящие блюда ... Она в ужасе замолкает, когда осознает, что сказала. - О боже, Талия, я не подумала... Италия - последнее место, которое ты когда-либо хотела бы увидеть снова.
