Мой вид красоты(ЛП) - Эш Никки

— Мой отец… Он попал в аварию, — я хватаю ртом воздух и прижимаю руку ко рту. — Мы с Лейси только что вышли из больницы и направляемся в похоронное бюро. Его больше нет, — последнее слово он произносит с придыханием, и у меня такое чувство, будто моё сердце взрывается в груди. Оставив все свои вещи на своих местах, я хватаю ключи и срываюсь с места, бегу к своему джипу. Моя единственная мысль – это то, что мне нужно добраться до Алека. Поцелуй, безответные чувства, неловкость – всё это больше не имеет значения.

— Какое именно? — спрашиваю я, включая зажигание. — Я сейчас буду.

Алек диктует мне название, и я говорю ему, что буду рядом через несколько минут. По дороге я звоню родителям, а затем Джорджии, чтобы сообщить им о произошедшем. Когда я подъезжаю к похоронному бюро, то вижу серебристый грузовичок Алека, припаркованный у входа. Вспомнив, что на мне всё ещё гидрокостюм, я снимаю его и надеваю обрезанные джинсовые шорты и майку. Выгляжу паршиво, но придётся обойтись тем, что есть. Я не собираюсь проделывать всю дорогу до дома, чтобы переодеться.

Я захожу внутрь и сразу же замечаю Алека, разговаривающего с пожилым джентльменом. Его мачеха сидит в углу, закрыв лицо руками, её плечи двигаются вверх-вниз, пока она тихо плачет.

— Привет, — тихо говорю я, давая знать о своём присутствии, но не желая прерывать разговор двух мужчин. Алек замолкает и поворачивается ко мне. Его глаза налиты кровью, и когда они встречаются с моими, по его лицу скатывается одинокая слеза. Если бы мне пришлось гадать, я бы сказала, что Алек до сих пор отказывался признавать произошедшее. Не зная, что сказать в этой ситуации, я делаю единственную по-человечески правильную вещь – обнимаю его и крепко прижимаюсь к нему. Тело Алека прижимается ко мне, его лицо утыкается мне в шею. Его горячие слёзы текут по моей коже, пока он оплакивает потерю своего отца. Я не утруждаю себя разговорами. Я ничего не могу сказать, что могло бы улучшить ситуацию.

Когда тело Алека успокаивается, и он замирает, я слегка приподнимаю голову, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Скажи мне, что тебе нужно.

— Ты здесь – это всё, что мне нужно.

***

Когда мне было пять, умерла моя биологическая мама. Были похороны, но отец сказал, что, по его мнению, для меня будет лучше не присутствовать на них. Однажды мы посетили её могилу, но я этого совсем не помню, и с тех пор я больше не приходила к ней. Когда мне было восемь, моя прабабушка скончалась, но в очередной раз, желая огородить нас, папа и мама настояли, чтобы мы с Джорджией остались дома. Итак, в двадцать один год я только что поприсутствовала на своих первых похоронах, и если это часть взросления, то должна признать, что я не фанатка взросления. Сказать, что это было грустно, – грубое преуменьшение. Гэвин хотел, чтобы его кремировали, поэтому Алек и Лейси выбрали красивую деревянную урну, которую выставили на всеобщее обозрение. Джорджия создала самое красивое слайд-шоу из изображений и видео, которые передали ей Лейси и Мила. Я увеличила несколько изображений, и так как я не могла заснуть, то нарисовала портрет Алека и его отца, который, как настоял Алек, тоже был выставлен. Его мачеха прочитала стихотворение, и Алек рассказал о тёплых воспоминаниях, связанных с его отцом.

Когда похороны завершаются, все возвращаются в дом Милы и Мейсона. Я не уверена, что поняла смысл этого. Может быть, чтобы предаться воспоминаниям? Я действительно не знаю. Была еда и напитки, но большинство людей ничего не ели. Все выражали свои соболезнования Алеку и Лейси, и в конце концов один за другим люди стали расходиться.

От начала и до конца я была рядом с Алеком. Даже последние четыре ночи он спал со мной в моей постели. Он прижимал меня к себе, пока не считал, что я уснула, а потом тихо плакал у меня на груди в течение нескольких часов. Алек взял отгулы на работе не сказав, когда планирует вернуться. Мы не обсуждали то, что произошло между нами в ночь концерта. Как будто после смерти его отца всё между нами вернулось на круги своя. Это лишь подтверждает почему мы никогда не сможем быть вместе. Мы слишком сильно нуждаемся друг в друге и не можем рисковать тем, что у нас есть, в надежде на что-то большее.

Итак, похороны закончились, еда, которую все приготовили для Лейси, стояла в холодильнике, и мы вернулись домой. Впервые за несколько дней нам нечего было делать. Не нужно планировать похороны, не нужно создавать фотографии. Дело сделано. Гэвина больше нет, и он не вернётся. Все, что оставалось, – это всем начать жить своей новой жизнью, без Гэвина.

Алек молчалив с тех пор, как мы вернулись домой, и я представляю, как он переживает из-за этого нового этапа. Теперь, когда всё сделано, ему нечем было отвлечь себя. Он извиняется и уходит в душ, как только мы входим в дверь, а когда он выходит из него, то направляется прямо в свою комнату, чтобы переодеться, закрыв за собой дверь. Я подумываю постучать, чтобы узнать, всё ли с ним в порядке, но, если бы он хотел или нуждался во мне, то не закрыл бы дверь, или открыл бы её снова после того, как переоделся.

Чейз сидит на диване, который теперь, похоже, стал его новой постоянной кроватью, и возится со своим мобильным телефоном, а Джорджия рядом с ним набирает сообщение на своём телефоне – вероятно, Роберту.

Не в силах больше выносить тишину, я встаю – мне необходимо поскорее убраться отсюда.

— Я собираюсь на пляж.

Я не была там с тех пор, как Алек позвонил мне и сообщил о смерти своего отца. Я оставила там свою доску, и Джейсон написал мне, что она у него.

— Ты собираешься оставить Алека? — спрашивает Джорджия, в замешательстве хмуря брови.

— Очевидно, ему нужно побыть одному, — я киваю в сторону закрытой двери. — Я вернусь через несколько часов.

Переодевшись в бикини, взяв гидрокостюм и ключи, я направляюсь на пляж. Я отправляю Джейсону сообщение, и он отвечает, что он уже там и у него моя доска.

Поскольку дневной день ограничен, когда я добираюсь до пляжа, купив Эйдену немного еды и принеся её ему, то не теряю времени даром, сразу надеваю гидрокостюм и беру у Джейсона доску. Он пытается вытащить нас наверх, но я качаю головой, говоря ему, что не сейчас. К счастью, он не настаивает. Следующие пару часов я провожу в воде. Выплываю и вновь захожу в воду. Волны хороши, но мне было бы неважно, даже если бы их не было. Мне было нужно только это. Почувствовать солёную воду на своей коже. Оказаться в Тихом океане, в котором нет ничего, кроме воды и моей доски.

Когда я, наконец, решаю сделать небольшой перерыв и взять что-нибудь выпить, то замечаю, что Алек сидит на песке. Его колени согнуты, он обхватывает их руками. Его сандалии лежат рядом с ним, и пальцы ног зарываются во влажный песок.

— Привет, — говорю я, потрясённая тем, что он здесь. — Что ты здесь делаешь? — когда я подхожу ближе, он встаёт, отряхивая с себя песок. На нем простая белая футболка и шорты-карго цвета хаки. Его лицо свежевыбрито, а каштановые волосы растрёпаны.

— Ты выглядишь потрясающе, Лекс, — он улыбается, но улыбка не достигает его глаз, как обычно. Интересно, сколько времени ему понадобится, чтобы улыбаться так, как он улыбался до смерти своего отца. Возможно, это эгоистично, но я надеюсь, что это не займёт слишком много времени. Прошло всего четыре дня, а я уже скучаю по его настоящей улыбке.

— Спасибо, — я втыкаю доску в песок.

— Мы можем пойти прогуляться? — он нервно покусывает нижнюю губу.

— Конечно, — я протягиваю руку за спину и расстёгиваю молнию на гидрокостюме, снимая его и оставаясь в одном бикини.

— У тебя есть одежда? — спрашивает он, его взгляд скользит по моему телу.

— О, да. В машине.

Рука Алека поднимается себе за спину, и он хватается сзади за футболку, задирая её. Мой взгляд устремляется к его мускулистому торсу и крепкой груди, пока его футболка не задирается всё выше и выше, а после не слетает с его тела. Он протягивает её мне, и я беру её, надевая на себя через голову. Сразу же мне в ноздри ударяет аромат фирменного одеколона, которым пользуется Алек, и я заставляю себя не подносить его футболку к носу, чтобы не начать вдыхать его, как сумасшедшая.