Неладная сила - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– Никак передумал и домой к Мавронье захотел? – Куприян насмешливо оглянулся на него. – Дело твое, мы никого здесь не неволим.
– Да нет! – Демка поморщился с досадой. Вернуться домой и жить как жил ему и в голову не приходило. – Если он меня одолеет, ты сумеешь… прикончить меня? Не хочу волколаком стать и разум утратить. Я ведь, если… Ты понимаешь, куда я пойду первым делом?
– Еще бы мне не понимать, – спокойно ответил Куприян. – Еленка могла бы порассказать… Я своей Устяше такой судьбы не желаю. Ты будь спокоен: коли не заладится у тебя дело, мы с Егоркой вам обоим хребты переломаем. Да, Егорка?
Демка глянул на старого пастуха. Тот ничего не ответил, только сглотнул… и на миг Демке померещилось, что вместо Егорки он видит перед собой крупного зверя – волка вдвое больше обыкновенного, с белой как снег шкурой и черными глазами. Поглядел на Куприяна: тот стоял спокойно, в облике его ничего не менялось, но при взгляде на него возникало ощущение, что где-то рядом затаился огромный змей, свивающий чешуйчатые кольца и готовый к броску.
Сгущались сумерки, скрывая очевидное и выводя на поверхность таящееся в глубине…
– Пошли, – обронил Куприян. – Не то зорьку пропустим.
– Вы ступайте, – сказал Егорка. – Я тут постерегу.
Осторожно перешагивая через наваленные сучья, Куприян и Демка пересекли поляну. Заходить в избу было бы страшно и без всяких духов – того гляди обрушится под тяжестью живого человека, – но Куприян повел Демку в обход, к клети, где раньше жили козы. От нее остались одни стены без крыши. Половину земляного пола занимало кострище, везде были разбросаны угли и головни – это Воята Новгородец развел здесь огонь, дожидаясь волколака, пока тот еще был живым существом и большую часть времени проводил в облике отца Касьяна, священника сумежской церкви Власия.
Вслед за Куприяном зайдя в клеть, Демка осторожно поводил глазами вдоль стен – отыскивал то, что к этому дню осталось от обертуна.
И увидел. Он помнил рассказ Тёмушки, Касьяновой дочери, которая не так давно побывала здесь и вынула из стены лезвие рогатины. Она говорила, что останков почти не видела под разным сором и папоротником. Кусты папоротника и правда пышно кудрявились под стеной, но раньше их в глаза бросался череп. Даже будучи готов к чему-то подобному, Демка вздрогнул. Белый, будто нарочно очищенный, странного вида череп скалил волчьи клыки, но для зверя у него был слишком высокий лоб. Демка невольно пересчитал взглядом эти зубы. Попадись такому – и клочков не останется.
Хозяина этого черепа он уже видел – в прошлое полнолуние, на опушке, где паслись сумежские кони. Отогнанный, волколак исчез, сбросил зримый облик, будто шкуру, и растворился в глубинах Нави. Но он может вернуться, и эти челюсти снова щелкнут…
Длинная рогатина лежала на земле под той же стеной. Демка уже знал, что это оружие вышло из кузницы Кузьмы на росстани. Но оно свое дело уже сделало, растратило ту силу, что была в него вложена.
– Ты, главное, помни, что я говорил, – сказал у него за спиной Куприян, и Демка снова вздрогнул. – Кто испугается – пойдет на корм. Кто не боится – тому Темный Свет покоряется.
– Одно из двух, – согласился Демка, не сводя глаз с черепа. – Или его упокою, или сам здесь лягу.
Никто не тащил его сюда силой, но и мысли не было – вернуться домой и жить как прежде. Одолеть волколака – одолеть прежнего себя, стать другим. Стать тем, кто достоин Устиньи, уважения людей. Уже ясно видя нового себя, Демка готов был скорее умереть, чем оставаться прежним.
– Здесь и будем ждать, – сказал Куприян и бросил свой мешок наземь у другой стены. – Сядь так, чтобы он тебя не увидел. А потом не зевай.
Птицы почему-то защелкали все разом в лад: чив! чив! чив! – словно дружно двигали что-то звенящее. Демка взглянул на небо: еще не совсем стемнело, но полная луна уже взобралась на шелковое небо и таращилась оттуда всем своим серебряным лицом. До полуночи оставалось недолго. И тогда… У Демки перехватывало дух, от ужаса – и от шальной радости. Будет он жив к утру или нет – но прежнего шалопута, Демки Бесомыги, больше никто в волости никогда не увидит.
– Что притих? – поддел его Куприян. – Помню я, на драку ты иной раз повеселее собирался. Как у тебя там: «Воеводы у нас нету…»
– Да и я сейчас не горюю! – с вызовом ответил Демка. И запел:
Воеводы у нас нету,
Воеводой буду я!
Мы сумежские ребята,
Нас не сдвинешь… никуда!
Куприян засмеялся, а Демка снова запел, вспомнив привычный способ настроиться на драку:
Не как люди я родился
И как люди не помру!
Выходите поразмяться —
Руки-ноги оторву!
– А ну давай еще! – Куприян радостно прихлопнул себя по коленям. – Того зверя не спугнешь, не бойся, он с того света не услышит.
Демка вскочил и, сдвинувшись на более ровное местое среди сора и углей, пустился «ломаться», как всегда делают перед дракой. Подыгрывать ему на гуслях было некому, только Куприян прихлопывал и покрикивал, пока сам не вскочил, увлеченный Демкиным порывом: и Куприян еще лет пять назад выходил на Веснавки-Марогощи биться на льду Ясны. А Демка и не нуждался в гуслях: у него в душе играл знакомый перебор, слышанный много раз.
Не браните меня, люди,
Молодца задорного,
Я пойду искать в болоте
Волколака черного!
– Вот так! – одобрительно хохотал Куприян. – Жги, Демка!
Как сыщу я волколака
Пусть посмотрит мне в глаза.
Я ему по морде врежу
И по шее два раза́!
Не слышные снаружи гусли играли все быстрее, взмахи Демкиных рук уже не казались бессмысленными, они наливались силой, обретали четкость, отвешивая оплеухи невидимому противнику – то открытой ладонью, а то и кулаком. С тем противником, какого ожидал, Демка собирался драться совсем иным образом, но привычная пляска вводила в состояние безудержной удали и веры в свою безграничную силу, выдавать которую надо, однако же, не теряя головы. Ему предстоял не обычный бой на поляне, где самой страшной потерей может стать пара зубов. Сегодня Демка расставался со шкурой обычного человека: или он станет много больше, или много меньше… Но выбор был сделан
