Неладная сила - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Из блеклых глаз старухи снова полились слезы, затекая в морщины, как талая вода в овраги.
– Перестань, бабушка, прошу, – мягко попыталась утихомириить ее Устинья, – а не то в другой раз внучка к тебе в мокром платье явится, упрекать будет!
– Отдай ты ей перстенек! У тебя их много, и от матери осталось, и к свадьбе еще надарят. А ей, кровинушке моей, никто уж не подарит ничего! Где мне-то взять ей перстень, не по достаткам мне, старой…
Перенежка явно не знала, о каком перстне идет речь, но Устинья поняла послание с того света, и похолодела от ожидания будущих бед. Дядька сказал правду: его чары не подпускали покойницу к самой Устинье, но та сумела передать через бабку. «Не принесет – буду ходить…» Хождение покойника опасно не только тем, что он может насылать болезни на живых, на людей и скотину, уводить с собой. Он приносит грозовые тучи, дожди, неурочные заморозки. Дождями вымочит хлеб на полях, грозой перед жатвой переломает колосья, выбьет зерно на землю, оставит всю волость без хлеба. Урожаи в этих краях и так не слишком обильные, запасов мало. Сперва Хоропун, теперь Настасея. Голодный год, болезни, множество смертей… С Настасеи уже не спросишь. Даже коли выволокут ее останки из могилы и бросят в Ясну – причиненного вреда тем не исправить. Проведай кто, отчего Настасея не уходит, чего добивается, – и во всех грядущих бедах виновата окажется Устинья. И Демка… Устинья испугалась разом за себя и за него, стиснула зубы, чтобы не выдать своих мыслей. День был солнечный и жаркий, скоро начало сенокоса, но по коже пополз холодок. Хорошо, что перед тем как здороваться с Перенежкой, она убрала кольцо на ремешке снова под сорочку.
– У меня нет… этого кольца.
Впервые в жизни, сколько себя помнила, Устинья решилась на сознательную ложь. Всегда она считала, что людям честным лгать ни к чему – они своего не стыдятся, чужого не хотят, – но ни выполнить просьбу покойницы, ни прямо отказать в ней Устинья не могла. Как знать, что в итоге приведет к большему злу: вернуть лесной перстень на тот свет или разозлить Навь отказом?
– Как же нет? – Перенежка заговорила с вызовом. – Она знает!
– Она про другое кольцо знает! – Устинья вдруг придумала, как выкрутиться. – Когда мы той ночью в лесу были, те чародеи вызвали побег из куста, на нем вырос цветок огненный, в том цветке был перстень золотой, с красным самоцветным камнем. Те чародеи хотели мне его дать, а Настя просила, чтобы отдали ей. Так и сказала: она не хочет, мне отдайте, я возьму. А потом, как я… увидела, кто они, закричала, перекрестила их – они сгинули, а перстень в лесную гнилушку превратился. Да Настя того не видела – уже в неуме лежала. Да, видать, запомнила его, ходит, ищет. Очень он ей полюбился. Вот и думает, что мне его отдали, он у меня. А его и вовсе на свете нет, того перстня! – храбро закончила Устинья. – Это все морок был.
Перенежка только качала головой, слушая. Но не уходила.
– Хочешь – помогай, – не дождавшись ответа, Устинья кивнула на гряды, – рада буду. А долго беседовать мне, сама видишь, недосуг. И косить уже вот-вот.
Она снова принялась за сорняки.
– Так ты отдала бы ей тот перстень, – снова начала Перенежка. – А то ведь так и будет ходить… все жито сгубит…
Устинья вздохнула: занятая своим, старуха ничего не услышала из ее объяснений. Но что толку повторять?
Одно радовало: что она не поддалась искушению похвастаться лесным кольцом и теперь о нем не знает никто, кроме нее самой и Куприяна. Нужно следить, чтобы никто его не увидел, и с нее не спросят. И Демка, наверное, о нем будет молчать…
Демка! Не раз с той ночи Устинья думала не без чувства обиды: мог бы он прийти ее проведать, наверняка ведь в Сумежье уже все знают! Мог бы обеспокоиться, не захворала ли невеста? Или ему и дела нет, жива ли она тут? Жених, называется! Никакой помощи Устинья от него не ждала, но должен же он о ней тревожиться? Или она много хочет от Демки Бесомыги, а он на самом деле пустой человечишка, и все ее мечты о жизни с ним – пустые?
Глава 12
– Взыщи, Господи, душу девы Евталии, коли возможно, помилуй, да не поставь мне во грех молитвы сей, и да будет твоя святая воля…
Помня недавние дива, Устинья с особым чувство повторяла свои обычные утренние молитвы.
Пироги – в печи,
Гридьба – в корабли;
Евталия-дева,
В гробу не сиди…
В душе только окрепло убеждение: кто бы ни была эта дева в домовине – пусть уходит! Если она крещеная душа, не принятая землей, – для нее же будет лучше пойти на Божий суд и обрести свое место. Если же она – навка, то и подавно ей место на Темном Свете, а не на берегах Игорева озера.
Перелкой серой
В дубраву лети,
Там тебе каша, там каравай,
Туда ступай, а нас не замай!
Молитва была ее оружием, и она вкладывала в нее все силы души, чувствуя, что сражается не только за себя и Демку, но за всю волость, которой нечего ждать добра с этакой «покровительницей».
Не раз она думала и спрашивала Куприяна: не попытаться ли открыть людям глаза на их «новоявленную святую»? Но Куприян отсоветывал: люди им не поверят. Вздумай Евталия прямо указать на Устинью как на источник зла, и беда может нагрянуть непоправимая. В деревне на нее уже поглядывали косо: не сидит ли в ней,
