Неладная сила - Елизавета Алексеевна Дворецкая
Получив объяснение загадке, молодежь расслабилась, рассмеялась.
– А все-таки без выкупа нехорошо! – сказал старший. – Садитесь, гостями нашими будьте, как раз ужин поспел!
Он показал на костры, где кипела похлебка и дожаривался барашек.
– А у нас и чем запить найдется! – подхватил веселый младший и махнул своим отрокам. – Мы в дорогу столько взяли, что самим не съесть, не выпить!
– Может, в Барсуки послать, отцов наших уведомить? – предложила Устинья. – Они лучше нас сумеют таких гостей принять.
– Зачем нам отцы? – Младший из братьев подмигнул ей. – Мы сами – молодцы удалые, неженатые, нам ваше общество приятно! Со стариками-то скучно.
– Стариками мы и в Новгороды сыты по горло! – подмигнул и старший. – Мы лучше с вами, девушки, беседу веселую заведем!
– Пора ведь какая! – Младший вскинул руку, словно щупая теплый душистый воздух и пение птиц. – Только по лужочкам гулять, цветочки срывать!
Не успев опомниться, барсуковские обнаружили себя сидящими на коврах вокруг костра. Боярские отроки живо разложили большие медные блюда, выкатили пару бочонков с медом и пивом, повесили на края резные чарки, и вот уже Невед Нежатич поднял братину за здоровье гостей, а Радим вслед за ним – за здоровье хозяев. Барсуковские вытаращенными глазами разглядывали богатое пиршество: медная и бронзовая посуда, на блюдах и свежий пшеничный хлеб, и сало, и капуста квашеная, и жареная рыба, и дичь, каша, и моченые ягоды. Невед Нежатич сам разрезал несколько караваев, каждому выдал по полному ломтю, а на ломти стали укладывать мясо, срезанное с печеного барашка. От изумления барсуковские сперва робели, но, изголодавшись за весну, не смогли одолеть соблазна запахов. Когда вторая братина обошла круг, все уже налегали на угощение.
Устинья подумала было: странно, что приезжие угощают молодежь, а старейшины в Барсуках о них и не слышали! Нежата Нездинич – большой боярин в Новгороде, глава рода Миронежичей, хозяев волости. Он и дань с Великославльской волости собирает, и суд судит, и попов ставит. Сыновья его – не кулики с болота! Если уж они посетили волость и остановились близ Барсуков, то не они с подругами, а Великуша, Куприян да Мирогость должны встречать их хлебом-солью. Пристать им надлежит в Сумежье, где боярский двор. Но потом подумала: так было бы, если бы явился сам боярин. А сыновья его рады на время избавиться от строгостей присмотра и повеселиться на воле с такой же молодежью. Уж конечно, с девками им веселее, чем со старейшинами мудрыми.
Эти двое, вовсе не заносясь над своими гостями, правили пиром по-ученому, по три раза каждому предлагали того или другого; с парнями говорили уважительно, с девушками – ласково, и даже длинноносая Кулина не могла не поверить, что доставит боярским сыновьям великую радость, если возьмет кусочек утиной грудки. Судя по обилию всего, те по дороге настреляли дичи и не знали, куда девать. Сидя в середине, словно возглавляя стол, оба Нежатича и сами ели и пили за четверых.
Из шатра вынесли гусли, и пока ели, на них играл кто-то из отроков. Потом гусли взял младший брат и заиграл пляску. Устинья вспомнила Вояту – тот прославился не только храбростью своей и знанием божественных книг, но искусной игрой. Подумала, спросить бы, как там в Новгороде Воята, но забыла об этом: Настасея и тут не уступила первенства, вскочила и принялась плясать. Другие девушки тоже встали, парни раздвинули круг, давая место, и вскоре уже все девки кружились и выхвалялись одна перед другой. Гусли звенели, загудели рожки, прочие, разогретые едой, пивом и медом, хлопали и подсвистывали.
Отдохнув, затеяли играть «в козу». Первой «козой» была опять Настасея. Устинья поглядывала на нее: та раскраснелась, больше всех воодушевившись таким обществом, и переводила жадный взгляд с одного Нежатича на другого, словно хотела съесть их, но не знала, с которого начать.
К ней подошел старший Нежатич и ласково погладил по склоненной спине; прочие девки не удержались от смеха.
– Козушка, где была?
– В поле, бэээ!
– Что там делала?
– Травку ела! – ответила Настасея, дергая траву из-под ног, и все опять покатилсь со смеху – так непохоже было на «травку» то, чем их только что угощали.
– Зачем сюда пришла?
– Отдохнуть!
Услышав это слово, прочие девушки кинулись бежать в разные стороны; Настасея погналась за ними и поймала Нежку. Теперь та стала «козой». «Козам» задают разные вопросы, кому что в голову взбредет, доходят, расшалившись, и до полного бреда.
Пришел черед и Устиньи быть козой.
– Козушка, где была? – спросил ее младший Нежатич.
– В лесу дремучем.
– Что там искала?
– Грибов да ягод.
– Ой, неправду говоришь, козочка! – крикнула запыхавшаяся Настасея. – Искала ты золотой перстень?
Тревожно дрогнуло сердце: Устинье вовсе не хотелось говорить об этом.
– Ишь чего! – небрежно ответила она. – Где же видано, чтобы в лесу золотые перстни водились?
– Правда, Устяша! – крикнула Яроока. – Нашел тебе кто-нибудь перстень из-под корня?
– Какого корня? – удивился младший Нежатич. – Или у вас есть умельцы папоротников цвет ловить?
Им стали наперебой рассказывать, как Устинья пообещала выйти за того, кто найдет ей перстень под «купальским корнем». Устинья старалась не меняться в лице и сжимала руку в кулак, чтобы не проверить – на месте ли кольцо на ремешке? Под сорочкой его не видно, никто о нем не знает.
– И что же – ходил кто-нибудь в лес, искал ли перстень? – спросил младший Нежатич. – Мы про Миколку-то знаем, слышали. Он человек мудрый, знающий. Коли сказал, что есть такие перстни, стало быть, есть.
В его речи слышалась настораживающая уверенность – он как будто точно знал, о каком перстне они говорят. Но нет, эти двое не могут знать, убеждала себя Устинья. Откуда им? Еще вчера, еще нынче утром их здесь не было. Она выгоняла корову на заре и видела – луг был пуст. Они никак не могут выведать ее тайну…
– Только искать надобно умеючи, – добавил старший. – Я мал был, слышал от матушки, какое слово надо сказать, чтобы папоротник расцвет, а в нем золотой перстень появился.
– Шутишь, боярин! – охнула Настасея.
Остальные тоже смотрел недоверчиво.
– А хотите – пойдем в лес да поищем! – азартно предложил младший Нежатич.
– Папоротник только в Купальскую ночь цветет!
– Кто сильное слово знает – у того и в эту расцветет. Ну что, пойдете с нами?
– Пойдем! – с тем же азартом первой выкрикнула Настасея. – Я пойду! Кто со мной?
Никто не мог отказаться, боясь, что сочтут трусом. Устинья огляделась: пока они пировали и резвились, спустилась ночь, и половина луны уже смотрела на их игры с
