Песнь бездны - Эмма Хамм

Глубинник подтянул Дайоса ближе, перехватывая его хвост когтистыми руками, разрывая чешую и вспарывая кожу, пока наконец не поднял ундину на уровень своего лица.

– В первый раз ты не послушал, – прорычал Фортис.

В глубине его черных глаз мерцали другие цвета. Дайос сопротивлялся изо всех сил, цепляясь за запястье сжимающей его руки. Он всадил когти поглубже, чувствуя черную кровь глубинника, настолько отравленную серой и металлическим ядом, что от одного лишь вдоха он словно бы принял наркотик сам.

Может, будь у него две руки, он смог бы дать отпор. Сразился бы с этим существом, а не просто бился о него всем телом. Но он не мог ни вырваться из хватки глубинника, ни остановить обволакивающую обоих темноту.

Мерцание цветов в глазах Фортиса замедлилось, потом остановилось. Чернота затянула Дайоса внутрь, и внезапно он перестал быть Дайосом. Он стал никем.

Какую-то долю секунды еще чувствовал ненависть к глубинникам за то, на что они способны. За то, что могли вот так выдернуть кого-то из его тела и показать ему то, что хотел сказать океан. Дайос ненавидел эти моменты собственной беспомощности. Он уже устал чувствовать себя слабым.

Фортис швырнул его, но не сквозь океан, а в воспоминание, вспыхнувшее так ярко, словно Дайос и правда там был. Вот он еще Дайос, которого держит за горло глубинное существо, а вот он уже снова в Альфе.

По крайней мере, он предположил, что это Альфа. Комната была набита дорогими вещами, стены сверкали. Но это было не похоже на какую-либо из комнат, которые он видел в Альфе, когда искал Аню.

Он пари́л в воде, словно комната наполнена ею, хотя это, конечно, было невозможно. Одурманенный, он смутно чувствовал, как плечи поднимаются и опускаются в такт дыханию. Он попытался пошевелить пальцами и почувствовал, как они задвигались, но не смог поднять ладони. Нет, он же потерял руку. Это был не он, это был кто-то другой.

Поморгав и открыв глаза, он посмотрел на свое бледное с фиолетовым тело, а потом поднял взгляд и увидел прямо перед собой двух ахромо. Перед глазами все расплывалось, но он видел, что они стоят, а не плавают. Двое. Оба мужчины. Волосы одного из них едва прикрывали блестящую черепушку, а второй, чуть моложе, смотрел на него с мрачной усмешкой.

На них была белая одежда, а в руках они держали что-то прямоугольное. Он видел, что они что-то обсуждают, но в этом воспоминании в его голове не было чипа. Он не понимал, что они говорят, только видел, что разговаривают.

Сделав глубокий вдох, он приготовился потянуться к ним, начать драться. Но в воде что-то было. Что-то горькое, похожее на желчь после того, как его тело извергнет что-либо съеденное. Горечь наполнила жабры, и ему внезапно снова захотелось спать. Захотелось уронить голову набок и больше не думать о том, что могло или не могло быть.

Запоздало пришло осознание, что ему надо с кем-то связаться, но Дайос не умел этого делать. В отличие от глубинников, его народ не имел способности дотягиваться до других на расстоянии. Он знал, что никто и ничто его уже не услышит.

Ахромо поговорили еще немного, а потом подняли руки и ударили по двум красным шарам по обе стороны от его тюрьмы. Только что его окружала вода, а в следующий момент он шлепнулся на пол. И не смог удержаться. Его тело было до странного безвольным, словно в нем не осталось ни одной клетки, способной продолжать бороться.

Широко раскрыв жабры, он попытался вдохнуть, но не смог. Вокруг не было воды, только воздух. Тело среагировало само. Вода хлынула наружу через жабры, смачивая его дрожащее тело, и легкие, которыми он не пользовался уже несколько лет, наполнились воздухом. Он вдохнул через рот – неправильное ощущение, которое поразило стоящих над ним ахромо.

К нему потянулись другие, и он ничего не мог сделать со своим телом. Мог только безвольно лежать на полу, но все равно пытался бороться, это было у него в крови. Он хотел сказать, что вытащит у них кишки и наденет им же на шею вместо ожерелья, но едва смог немного оскалить зубы.

Они его не боялись. Понадобилось шесть человек, чтобы поднять его тело, причем далеко не самых мелких. Окружившие его особи были крупными – и они ничуть его не боялись.

Его положили на холодный, твердый предмет. Высоко. Он чувствовал, что его обмякший хвост свисает вниз. Хвостовой плавник тяжело ударился о пол. Ахромо обступили его, касаясь его тела так, словно имели на это какое-то право.

И тут он почувствовал. Первая вспышка боли, пронзившая его тело. Он даже смог изогнуть шею, чтобы посмотреть на ахромо, который только что оторвал у него чешуйку.

Существо подняло перед собой фиолетовый образец. Он видел, как играет на чешуйке свет. Ахромо взмахивали руками, видимо удивляясь ее толщине. Они оторвали от него кусок. Как акулы.

Затем он заметил, что к ним подкатили столик с инструментами. Лезвия, ножи и блестящий металл, предназначенный для того, чтобы резать и калечить. Что он мог поделать?

Он не мог пошевелиться. Не мог попросить их прекратить. Даже не мог взмолиться о пощаде, когда они закончат измываться над ним.

Дайос терпел. Его заставили прочувствовать каждую секунду этого воспоминания так, словно он прожил его сам. Он чувствовал, как ножи вспарывают его кожу, пока он в сознании. Они смотрели на него, проверяя, не начал ли он шевелиться, но ему так и не выпало шанса защититься. Еще недавно он плавал в океане, – а теперь он был здесь.

Острые лезвия впились в его живот, и его собственная угроза превратилась в происходящее с ним. Он смотрел, как его внутренности достали из его тела, измерили и взвесили на блестящих весах, быстро покрывшихся его черной кровью. И все это время они наблюдали за ним, ожидая, что он умрет. Но его народ был крепким. Их было сложно убить. Так что он терпел.

Долгие часы пыток. Бесконечность страданий и беззвучной мольбы прекратить.

Когда по его виску скатилась первая и последняя слеза, он почувствовал спазм приближающейся смерти. Сильный хвост свернулся поближе к телу, все мускулы сократились, несмотря на дурманящие вещества в его организме.

Тогда и только тогда он почувствовал, как море протянуло к нему