( Не ) нужная истинная маршала драконов - Мия Галицкая
Иоган бежал рядом, и мне показалось, что в его мурлыкании слышалась не только радость, но и гордость.
49. Дорога домой
Пыль битвы окончательно осела, впитавшись в землю вместе с остатками тьмы. Воздух, еще недавно пропитанный гарью, болью и криками, теперь был свеж и чист, словно его вымыл долгий, благодатный дождь. Скверна отступила, как кошмар, рассеивающийся на рассвете. Ее порождения рассыпались в прах, а темные, язвистые пятна на земле постепенно зарастали живой, упругой травой – первый признак того, что раны мира начали затягиваться.
Ариэль, обретя наконец свой законный трон в подземных чертогах низших, правил теперь с мудростью, вернувшейся к нему после долгого плена в собственной душе. Его присутствие стало живым щитом и гарантией хрупкого мира. Его народ, освобожденный от ядовитого влияния, медленно, но верно залечивал раны, а в их некогда пустых, безумных глазах снова загорался огонек разума и надежды.
Марту мы нашли, в каменной яме, куда не проникал солнечный свет. Она была бледна, исхудала, руки в синяках от кандалов, но ее дух не был сломлен. Увидев Брэндона, очищенного, стоящего перед ней с опущенной головой и глазами, полными немого раскаяния и стыда, она лишь внимательно, долго смотрела на него, видя в его взгляде не того тирана, что заточил ее, а измученного человека, нашедшего в себе силы вернуться. И затем – кивнула. Всего один короткий кивок. Но в нем было больше понимания, чем в тысячах слов. Их путь друг к другу будет долгим и трудным, но теперь у них была впереди целая жизнь, чтобы пройти его.
И вот настал тот день, когда последний солдат скверны сложил оружие. Война, казавшаяся вечной, бесконечной, пожирающая все на своем пути, наконец закончилась. Наступила тишина. Не тревожная, а глубокая, умиротворяющая, нарушаемая лишь щебетом птиц, осмелившихся вернуться в опустошенные земли.
Теперь наш караван – пестрый поток из повозок, всадников и пеших солдат – медленно двигался по большой дороге в столицу. Знамена с гербом Империи развевались на легком ветру, а лица людей, хоть и усталые, светились непривычным спокойствием. Впереди, на своем великолепном белом скакуне, ехал Корвис – Император-победитель, его поза была прямой, но в глазах читалась глубокая усталость и тяжесть короны, которая теперь стала еще весомее. Рядом с ним, чуть поодаль, но уже не как враг или пленник, а как странный, неожиданный союзник, – Брэндон. Их разговор был тихим и деловым, о будущем размещении войск и восстановлении городов, и в нем уже не звучала прежняя ядовитая ненависть.
А мы с Хардом ехали в просторном крытом экипаже, устланном мягкими коврами. Я полулежала, укутанная в дорогие меха, хотя за окном солнце припекало землю. Силы возвращались ко мне медленно, украдкой, как будто стесняясь. Каждый день я чувствовала себя чуть крепче, но Аларик все равно следил за каждым моим вздохом, каждым движением. Его большая, сильная рука лежала поверх моей на едва заметном, но уже округлившемся животе.
– Никаких больше подвигов, – сказал он без предисловий, глядя в окно на мелькающие поля и возрождающиеся деревни. – До самых родов. И, желательно, после. Ты поняла меня, герцогиня?
В его голосе звучала привычная, железная команда, но я уже научилась слышать за ней совсем иное – дрожащий отголосок недавнего ужаса, затаенную, почти паническую заботу и ту самую любовь, которую он все еще так неумело выражал.
– Никаких, – покорно согласилась я, прикрывая глаза и наслаждаясь покоем и плавным покачиванием экипажа. – Только невыносимо скучные придворные церемонии, бесконечные примерки платьев и выслушивание советов старых дам о том, как правильно вынашивать наследника.
Он тихо хмыкнул, и я почувствовала, как уголок его рта дрогнул в скупой улыбке. Его пальцы слегка сжали мои.
– На нашей свадьбе будет пол-империи. Корвис настаивает на пышнейшей церемонии. Говорит, народ должен увидеть своих героев и забыть ужас войны в вине и танцах.
– Героев? – я усмехнулась, не открывая глаз. – Меня будут показывать как диковинку в зверинце.
– Будут показывать ту что спасла всех, сестру Императора и мою жену, – поправил он тихо, но так твердо, что я открыла глаза. – Самую сильную женщину этой империи. Ту, что не сломалась.
Он повернулся ко мне, и в его синих, всегда таких холодных и отстраненных глазах не было ни тени насмешки или снисхождения. Только чистая, неподдельная гордость. Та самая, от которой у меня перехватило дыхание и по щекам разлился теплый румянец.
За окном уже замелькали первые, пока еще скромные дома предместий столицы. Впереди нас ждали бесконечные балы, приемы, придворные интриги и утомительная подготовка к главному событию – Императорской свадьбе, событию, которое должно было затмить все ужасы войны.
Но в этот миг, в тряском, пыльном экипаже, под мерный стук копыт и тепло руки Харда на моей, я чувствовала лишь одно – глубокий, невозмутимый мир, пьянящее чувство покоя и безопасности. Мы ехали домой.
50. Подготовка к празднику
Столица встретила нас не просто ликованием, а настоящим, безумным, исступленным праздником, который, казалось, никогда не кончится. После долгих месяцев страха, утрат и ожидания новой беды город вздохнул полной грудью. Каждая улица, каждый переулок был засыпан живыми цветами, а воздух дрожал от непрекращающихся криков: «Да здравствует Император Корвис! Слава герцогу Харду! Спасительница Миранда!»
Мое имя, звучавшее в этой оглушительной какофонии, заставляло сердце сжиматься от странной смеси теплой благодарности и острой, щемящей неловкости. Я не чувствовала себя спасительницей. Я просто делала то, что должна была, руководствуясь инстинктом и отчаянной любовью к тем, кто был рядом.
Наш кортеж медленно пробивался сквозь толпу к сверкающему на солнце императорскому дворцу. Я сидела в золоченом экипаже рядом с Хардом, чувствуя, как его твердая, уверенная рука сжимает мою. Он смотрел в окно, его профиль был строг и непроницаем, но я научилась угадывать его настроение по мельчайшим признакам. Сейчас он был настороже. Победа была одержана, но расслабляться было рано.
– Народ тебя обожает, – тихо сказала я.
– Народ обожает победителей, – так же тихо ответил он, не отводя взгляда от улицы. – Наша задача – оправдать эти надежды. Теперь. В мирное время. Это порой сложнее, чем выиграть войну.
Дворец встретил нас торжественной, почти давящей тишиной после уличного шума. Высокие, расписные потолки, мраморные полы, в которых отражались наши изможденные лица, бесконечные анфилады залов – все это величие казалось чужим и нереальным
