Неладная сила - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– Не пойдешь, стало быть? – насупился Хоропун.
– Не пойду. И тебе не советую. В третий раз, знаешь, или счастье, или того… пузыри на воде.
– А мне все равно! Пусть одно или другое. А дураком побитым я ходить не буду!
– Забудь, Хоропуша! – убедительно посоветовал Демка. – Много мы дурачеств делали, но с этим хватит уже.
– Не хочешь – я один пойду.
– Куда тебе одному – ты всякой пташки ночной боишься.
– Не боюсь! Это ты боишься!
Но в этот раз обычный прием не сработал: Демке просто надоело выставлять себя дураком, и он ответил лишь небрежной усмешкой. Храбрость свою он покажет нынче же, всей округе, более толковым способом.
– Так я один пойду. Бросишь, значит, друга?
– Ты один не пойдешь. – Демка глянул на него, полуприкрыв глаза.
– А вот пойду!
– Сиди дома, говорю! Нынче девки будут круги водить, пойдем лучше посмотрим. Живые девки лучше мороков.
– Куда мне за девками глядеть – меня и так блудником на всю волость ославили! Да и тебе! Борода поседеет скоро, а все на девок таращишься! Видит око, зуб неймет! Чего тебе глядеть на них – за тебя, вдовца, и хромая Лушка не пойдет, пока ты такая вот голь перекатная! Только и прибытку, что подбитый глаз! А добудем клад – девки сами к тебе сбегутся, выбирай любую, хоть Юлитку, хоть Ирицу, хоть Артемку поповскую!
Отчаяние сделало Хоропуна отважным, но Демка тем меньше хотел слушать эти поношения, чем ближе они были к истинной правде.
– Пасть закрой! Не тебе меня учить, как мне жить! Тоже, старец учительный сыскался!
– Уж и правда, нашел я себе приятеля хорошего! Шатун, голодранец, да еще и трус!
– А ты дурак!
– Да пошел ты к лешачьей матери!
С тем Хоропун и покинул Демкину избу, а тот с досады грохнул об пол горшок с шестка – осколки брызнули по всей избе.
* * *
Но хмурился Демка недолго: уже скоро за ним прибежали юные приятели. Вызов барсуковским был послан через младших отроков еще вчера. Местом встречи служило «барсуковское Победище» – широкая поляна, через которую проходила тропа на Барсуки, за мостиком через Болотицу. Когда сумежские прибыли, противники уже их ждали: издали в лесу был слышен перезвон гуслей. Бахарь, барсуковский гусляр, сидел на траве и пел, по обычаю подбадривая своих:
Заиграйте, наши гусли,
На четыре стороны́,
Сумежанам мы наложим:
Завтра будут все больны!
Десятка два барсуковских парней сидели и полулежали на траве вокруг Бахаря. При виде противников, показавшихся из леса на тропе, вскочили на ноги. А Демка, шедший первым, тут же запел в ответ:
Заиграйте, наши гусли,
А чужие – пололам.
Выходите, барсуковцы,
Вам навесим по ушам!
У сумежан тоже был для этих дел свой гусляр: Святогость, еще один зять Параскевы, сам в прошлом знатный боец. Мужчины в возрасте, от женитьбы и лет до сорока, участвуют в боях на льду, в стенке, но в ярильские битвы за невест не ходят, и Святога поддерживал младших товарищей игрой – кулачный бой без песни и пляски не живет. Он заиграл, а Демка продолжал, направляясь к середине поляны:
Воеводы у нас нету,
Воеводой буду я!
Мы сумежские ребята,
Нас не сдвинешь… никогда!
Свои засмеялись у него за спиной. Демке навстречу вышел Иванец – один из первых барсуковских силачей, тоже вдовец и ровесник Демки. Когда-то они начинали меряться силами, еще пока обоим было лет по восемь-десять и они выходили перед драками взрослых, «для затравки» – раззадорить своих и позабавить зрителей. Жители Барсуков и сейчас толпились у своего края опушки: бабы, девки, мужики. Особенно воодушевлены были, понятное дело, девки, по-праздничному разряженные, взволнованные и гордые. К досаде своих, победы они желали чужим. Если схватку выиграют сумежские – все лето будут ходить к ним на игрища, а если барсуковские – здешних девок ждет общество только своих, и так хорошо известных.
Воеводы у нас нету,
– запел в ответ Иванец, передразнивая Демку.
Воеводой буду я.
Дайте коня вороного,
А сгодится и свинья!
Зрители захохотали. Демка скользнул беглым взглядом по стайке девок, надеясь сразу выцепить Устинью. Как-то она там? Оправилась от своего непросыпа? Никаких вестей о ней до Сумежья не доходило, но это было, пожалуй, и к лучшему. Случись какая беда – живо бы разнесли по всей волости. Увидел он только Куприяна и понадеялся, что тот и племянницу привел. Воодушевленный этой надеждой, тут же пустился в пляс-ломанье, что всегда служит и разминкой, и прологом к драке, продолжая петь. Его руки и ноги болтались расслабленно, вроде бы бесцельно; голова моталась, как у пьяного, даже хребет как будто размягчился, роняя верхнюю половину тела. Демка как будто совсем утратил чувство равновесия, но ни разу его не терял; казалось, вот-вот его поведет и он рухнет наземь, но в последниий миг всякое его падение обретало законченность и переходило уже в другое движение.
Мы сумежские ребята,
Головой не дорожим.
Выходи хоть три деревни —
Хоть умрем, не побежим.
Гусляры теперь играли оба в лад, и барсуковские тоже принялись ломаться – вроде бы бессмысленно кружась по поляне, как могли бы плясать пьяные медведи, широко размахивая руками. А Иванец отвечал, с издевкой кланяясь противникам:
Выходите, сумежане,
Переведайтесь со мной!
Я хоть рылом неказистый,
А на драку заводной!
Его поддержал Радим, сын кузнеца Великуши и самый красивый барсуковский парень:
Сумежанские ребята,
Не боятся никого.
Выходили на калеку
Всемером на одного!
Не оставаясь в долгу, бойкий Сбыня, Овсеев внук, запел в ответ:
Барсуковские ребята
На гулянку собрались.
Увидали сера гуся
Разом все обделались!
Хохот зрителей и самих соперников почти заглушал гусельный перезвон. Приплясывая, корча рожи и всячески выделываясь, сперва сблизились самые молодые отроки, лет десяти-двенадцати, и стали обмениваться первыми ударами. Неопытные, они дрались довольно бестолково, и вскоре покатились по траве, сцепившись. Тот, кто ложился на лопатки, из игрища выбывал – и так, пока не останется на ногах последний боец, его-то ватага и выйдет в победители.
Шаг за шагом, в
