Эсперанса - Наталья Шемет
Сердце у меня странное. Я знала, когда он должен прийти. Когда однажды не вернулся, крылья впервые не исчезли. Я промучилась полночи от неудобства и страха. Где он, что с ним? Почему не прилетел? Не смогла уснуть, попробовала летать в темноте, искать, хотя как искать в небе? Это даже не иголка в стоге сена… Думала, вдруг что случилось ужасное. Сердце болело. Началась гроза. Я промокла. Было страшно. Смертельно устала. Чуть не разбилась, ослепленная молнией. Упала.
Еле добралась домой, крылья мешали идти, а взлететь не могла.
Дома хотела снять — не вышло. Крутилась так и этак, пытаясь стянуть их с себя. Как у него получалось?… Надо бы высушить, отчистить, но это не просто, когда они за спиной. Наутро выползла на улицу. После ночной непогоды солнце светило ярко, цветы переливались каплями, в каждой отражалось небо. Погреться бы. Знобило.
— Гляди-ка, крылатая! — соседи… почти друзья… Может, помогут? Я сделала шаг.
Что-то пролетело мимо лица, я дернулась, в плечо и грудь ударило твердое. Полетели камни. Люди, которые вчера были доброжелательны. За что?…
Я попыталась прикрыться руками, потом крыльями.
Больно! Хотела увернуться, упала. На четвереньках вползла в дом, закрыла дверь. Прислонилась боком, поджала колени к груди и плакала, размазывая по щекам грязь и слезы.
Мокрые крылья упирались в пол.
Уродка — так звали меня теперь. Я не хотела вспоминать свое имя. Как привыкала жить без него, но с крыльями, тоже лучше не вспоминать.
Сначала почти не выходила на свет, и не вышла бы, но мои птицы нуждались в кормежке. Я не могла оставить их умирать в клетках. Они тоже были немного крылаты, хоть и не летали. Они были живыми.
В наш городок и не такие уроды, как я, приезжали, особенно когда ярмарка. Понемногу люди ко мне привыкли, стали считать местной сумасшедшей. Успокоились и не били, только мальчишки швыряли комьями грязи. Спасибо, что не камнями.
Я покромсала одежду, прорезала дыры на спине, сделала фигурные замысловатые вырезы, стараясь приспособить вещи под нынешнее тело.
Он не вернулся.
Я мучилась, ждала, плакала, вспоминала, надеялась, негодовала, скучала, волновалась, злилась, проклинала, переживала, обещала не вспоминать, тосковала, мысленно прощала, клялась больше не ждать, плакала и ждала опять — по кругу. Наконец, принимая неизбежное — он не вернется! — и, благословив и прокляв прошлое, перестала верить.
Грязные тяжелые крылья я теперь таскала за спиной постоянно.
* * *
«Крылья бу, на вес, скупка, починка, чистка». Я читала вывеску на мастерской раз десятый и не верила глазам. Клянусь, вчера ее не было!
Толкнула дверь, та с тихим скрипом отворилась. В полосках света, который лился через полуприкрытые ставни, играли пылинки. Чистенько, тепло и сухо, пахло старым домом, шерстью и пером. Приятно. Вот маленькая конторка, на ней перо и чернильница. Вдоль стены доска с крючками — воображение нарисовало вереницу нетерпеливо подрагивающих крыльев в ожидании покупателей. Я против воли улыбнулась.
Да кто их покупает-то.
Пожилой мужчина, почти старик, появился из глубины помещения. Статный, с поредевшими длинными седыми волосами, лоб лентой перетянут. Красивый, наверное, был когда-то. Да и сейчас ничего, для старика. Глаза молодые. Усталые только.
Кого-то он мне напоминает.
— Добро пожаловать, милая девушка. Крылья принесли? Починить, почистить?
— Заберите. Не нужны они мне, — сказала я, голос дрогнул. Не ожидала. Все еще болит. Вот же… хоть руками вырывай этот сорняк. Малюсенький кусочек корешка остается, и все вырастает снова.
— Не пожалеешь? — мужчина внимательно посмотрел, оценивающе. На «ты» перешел.
— Не пожалею! — с вызовом ответила я.
Человек подошел вплотную, провел рукой по краю крыла, задумался. Я зажмурилась в ожидании пинка или удара.
— Да заберите, даром заберите, без толку они у меня! — закричала, отпрянув. Стыдно стало. «Дура, юродивая», — обругала мысленно, правильно ко мне относятся.
— Не обижайся. И не кричи. Что же… Не могу не забрать, раз сама отдаешь. Сейчас?
— Да. Пожалуйста.
— Закрой глаза. Как тебя зовут?…
Я едва вспомнила.
Послушно закрыла глаза. Будь что будет. Но кто ж знал, что будет так! В спине треснуло, и старик — откуда столько силы?! — начал выламывать, вырывать мне лопатки. Крылья. Я орала и отбивалась руками, ногами, крыльями… Меня прижали к столу, спину справа пронзило болью от шеи вниз, раздался невыносимый хруст, от боли помутился разум, стало темно.
Очнулась. Тусклый свет показался убийственно ярким, режущим. Хотела прикрыть глаза ладонью и заскулила. Не поднять руку.
Лежала я на кровати, в дверном проеме виднелась конторка с пером. Конторка с пером… Пером… Пе-ром…
Старик сидел там же, на коленях у него трепыхались крылья. Мои. Окровавленные культи выглядели… страшно. Больно. Невыносимо смотреть.
У моего ангела срез крыльев был белоснежным. Как красиво они висели на гвозде в прихожей! Как волшебно! Чистая сказка, чудесная сказка. Эх…
Старик колдовал над крыльями в прямом смысле. Так мне казалось сквозь полуприкрытые веки. Зашивал, но иглы не видно. И нитки тоже. Глупость какая, просто отсюда не разглядеть. Дыры затягивались, уменьшались, у меня из глаз катились слезы. Я отвернулась к стене и сделала вид, что сплю.
— Трудное дело, — послышался голос. — Но ничего, попробуем. Заштопаем, подлатаем, почистим… будут как новые…
Я вдруг подумала, что он ужасно стар. Намного старше своих лет. Наверное, давно живет на Земле. Но глаза, глаза-то почему такие?
Стало стыдно. Без крыльев я чувствовала себя голой. Зажмурилась крепкокрепко и уткнулась лбом в прохладную стену.
— Будут как новые…
Утром ушла. Идти было непривычно легко, я старалась держать равновесие — тело помнило тяжесть крыльев. В первый момент пустота за спиной очаровала, потом оказалось, что пустота страшная. Как дыра. Бездонная бочка, бездна. Насквозь через сердце, и куда-то в душу. Ветер ледяной задувает. Невыносимо. К вечеру меня неимоверно тянуло в лавку. Посмотреть хоть в окошко, одним глазом!
Интересно, утром они появятся? Проснусь, встану с кровати, а они снова за спиной? Белые, легкие… Я легла спать с глупой надеждой, что вдруг как и прежде — целый день крылата, а вечером вернется он.
Крыльев не было. Он, конечно, не вернется. Смешно мечтать. Я не чувствую его. Давно.
Раньше ныло перед тем, как он прилетал. Невидимая ниточка связывала нас. Сейчас сердце болит, но не чувствует.
Может, мой ангел вешает крылья на гвоздь в другой прихожей. Хотелось плакать.
Может, его нет больше. От этой мысли самой хотелось не быть.
Я возвращалась домой. Конечно, мимо лавки-мастерской. Теперь мой путь был таким.
Небо потемнело. Я
