Игры богов - Нина Линдт
Он схватил ее грубо за плечи, прижал к себе так, что она только пискнула, а воспротивиться не успела. Жадно приник к ее губам и оттолкнулся от платформы, обрекая и себя, и ее на падение. Он велел пространству убить их. А затем в падении, пока Алиса сначала испуганно билась, а потом вдруг перестала, принц целовал ее одержимо и яростно, как только можно целовать кого-то очень желанного в первый и последний раз.
Алиса сначала испугалась всего: неожиданного напора Люме, падения в его объятьях, но вскоре поняла, что поцелуй слишком нежен для кровавого принца, и расслабилась, почувствовав себя на мгновение в объятьях Рэя. Она не боялась смерти, она даже не думала о ней: принц господствовал в этом пространстве, разве может оно убить его?
Стремительное и головокружительное падение замедлилось, и они просто повисли в воздухе, жадно целуясь, переплетая руки. Алиса с восторгом отдавала всю себя поцелую, потому что успела соскучиться по Рэю так, словно они не виделись несколько жизней.
— Рэй… — забывшись, прошептала она, когда его страстные поцелуи спустились на шею.
И он вдруг резко отпрянул от нее, его отнесло прочь.
Алиса в ужасе смотрела на человека перед ней. Он был наполовину брюнет и наполовину блондин. Наполовину Рэй, наполовину чужой.
Она сделала шаг к нему и отшатнулась, когда между ними пробежала стена огня. Лицо опалило жаром.
— Рэй… — сбивчиво начала она, но он остановил ее жестом:
— Тебе нельзя быть здесь.
— Не выгоняй, прошу, — Алиса теперь горела надеждой, что он вернется. — Скажи, ты вспомнил меня?
— Разве я мог забыть тебя… Алиса, — вдруг выговорил он с мукой. — Я не смог, хоть очень старался. Твое имя было предано забвению, но душа — никогда. Но тебе нельзя быть со мной. Я чудовище.
— Ты не чудовище, Рэй! Ты хозяин времени. Ты нужен мне и остальным!
Рэй и Люме смотрели на нее одинаково: с болью и страданием.
— Алиса, кем бы я ни был, повстречав тебя, это никогда не перекроет море крови и количество людей, которых я убил до того, как решил сбежать из дворца. Я перерезал младенцам горло, я насиловал и убивал женщин, пытал и резал на части мужчин. Нет ничего святого для меня. Мои руки в крови, которую не смыть ничем!
— Ты спас мне жизнь! Спас жизни стольким полуоборотням. Стольким людям. Рэй, посмотри на меня! Ты можешь это преодолеть!
Она рыдала, в отчаянии глядя на того, кто не был ни Люме, ни Рэем. Пограничное существо, которое само разрывалось между двумя своими крайностями.
— Я люблю тебя. И я принимаю тебя, таким, какой ты есть.
— Я никто, Алиса. Я мерзкое ничто, пытавшееся жить нормальной жизнью. Плут, обманувший самого себя. Я не могу тебе позволить любить меня. И себе любить тебя.
— Так кто мы тогда? Если мы не даем себе права любить, если сами себя запираем в лабиринтах своей души и сражаемся там с чудовищем, сотканным из своих же страхов, кто мы? Если крылья искренности и света мы готовы сорвать со спины и трусливо закопать под большим камнем угрызений совести, то кто мы? Безрадостные угрюмые чудища, в которых смешались человеческое и животное. Ослепленные ненавистью к себе и остальным Минотавры. Рэй, мы сами себя погубим, если не позволим себе единственной роскоши, что важна на свете, — правды.
— Правда в том, что я убийца и насильник. Раскаявшийся, да. Влюбленный в тебя всем сердцем и душой. Готовый умереть на месте, лишь бы ты была счастлива, — по щеке Рэя пробежала слеза.
— Дурак. Мне не смерть твоя нужна. Я хочу, чтобы ты снова взлетел, Рэй. Снова стал собой. Пожалуйста, вернись ко мне из лабиринта.
Она попыталась приблизиться к нему, но он отодвигался, уходя во тьму. Алиса барахталась в воздухе, как муха в паутине. Рэй глухо ответил из темноты:
— Каждый день, каждый час я помнил о том, кем я был. Я жил в страхе, что это чудовище вернется. Я отказался от чувств, чтобы не испытывать гнева и ярости, чтобы погасить жестокость в своем сердце. Но каждую ночь мне снилось, что я снова стал таким. Что отец нашел меня. Я жил в страхе… Я боялся отца, чувств… себя самого. Можешь представить себе, каково это подходить к зеркалу и бояться увидеть свое прежнее отражение? посмотреть на руки и увидеть кровь на них? Страх не давал мне возможности любить. А когда я снял этот камень со своей души, когда я почувствовал себя свободным от бремени прежней жизни… с тобой, на мгновение… то кошмар вернулся ко мне. И разрушил все, что я строил все эти годы.
— Ты отказался от части себя.
— Это была дурная, злая, мерзкая часть! Я не хотел иметь ничего общего с тем собой.
— И посмотри, к чему это привело. Ты нецелен, несчастен, даже будучи хозяином времени, ты отрицал чувства, закрывал свое сердце.
— Чувства опасны. Я боялся почувствовать злость, ярость, жажду убийства.
— Но ты не давал проявиться нежности, радости, любви. Ты не жил! Рэй, пойми… чтобы свеча осознала себя чистым светом, ей необходима тьма. Без твоей боли, ярости, злости ты не был настоящим, ты отрицал себя. Нельзя вырезать прошлое. Это будешь не ты… а бездушное существо… Нет ни одного закона, который диктует, каким должен быть человек. А если бы он был, мы все были бы включены в перечень. Ты такой, какой есть. С тенью и светом. Мы все такие.
— Только не ты. Ты такая… светлая…
— Но я тоже испытываю злость, ненависть и ярость.
— Но не так, как я! Твои руки не в крови!
— Я не ты, это так. Но это не значит, что ты не имеешь права жить. Меняться. Принимать решения. Ты не позволил себе прошлому сосуществовать с хозяином времени. Ты просто отверг его. И поэтому сейчас, когда принц Люме вырвался на волю, он наверстывает упущенное. Примирись с ним. Примири свет и тьму внутри себя. Прими себя, потому что я… я приму тебя. Я люблю тебя.
Она протягивала к нему руки, борясь всей душой и сердцем с его отчаянием и желанием быть отвергнутым. Алиса умирала от каждого его уничижительного слова. И рождалась от каждого обнадеживающего своего. Ей казалось, что именно сейчас, теперь идет настоящая борьба внутри Рэя. Все эти годы он был правильным и честным, отрицая свое темное прошлое. Принять самого себя было невыносимо трудно, а такого, каким был Люме, — непосильно. Но она верила, что Рэй сможет.
— Тебе легко
