Сласти, страсти и тайны королевского двора - Тиро Томое

Темнота исчезла, сменившись ярким утром. Крепкие руки подняли меня, закутали в тёплое, а надо мной возникли добрые блекло-синие глаза, тонувшие в морщинках.

— Ты смотри, какая подкапустная к нам пожаловала! – стараясь смягчить грубый голос, заворковал старик, — а глазищи-то, глазищи! Так и зыркают по сторонам. Ну, здравствуй, новая жилица!

Я внимательно разглядывала мужчину, на ходу прикидывая возраст. Лет пятьдесят пять-шестьдесят. Явные проблемы со зрением и печенью. Угу, ещё и алкоголь присутствует в его жизни. Однако вид вполне добродушный.

Старик растерянно нахмурился, а потом вдруг снова заговорил.

— А давай имя тебе сразу подберём, — натужно улыбнулся он, — ты в фиалках нашлась, значит, быть тебе Виолеттой. Летта… так теперь тебя кликать станем.

— Какая я тебе Летта, чёрт старый! Марь Васильевна я! поставь туда, где взял! За мной сейчас галлюцинация вернётся! – орала я во всю глотку, но с губ срывался только сердитый плач, полный обиды.

— От, ведь старый пень! – спохватился старик, — ты ж голодная поди. Все подкапустные голодными приходят. Богиня, Богиня, могла бы хоть кормить их, прежде чем к нам в поля закидывать.

Старик одной рукой прижал орущий комок к груди, опёрся посохом в землю, кряхтя, поднялся на ноги и засеменил к брошенной поклаже. Через несколько минут, тихонько напевая колыбельную и укачивая орущую меня, он всё дальше удалялся от места, куда меня закинула зеленоглазая галлюцинация.

Меня ждал Медовый дом и новая жизнь, полная историй.

Только сейчас я об этом ещё не догадывалась. Меня больше занимал тот факт, что тёплая одежда, в которую меня завернул старик, вдруг стала мокрой и горячей!

Я что, теперь под себя ходить буду? Стыд-то какой!

Мне теперь и взрослеть заново придётся?!

Ну, попадись мне, зеленоглазая галлюцинация! Я тебе глаза-то повыцарапываю!

Глава 3

Глава 3

В комнате отчаянно спорили.

— Ты из ума выжил, старый дурак? – возмущалась невидимая женщина, — с чего ты решил, что она подкапустная от Богини, а не тёмная тварь, неугодная всеотцу?

— Нуна! – устало отвечал мужской голос, — потому что, лежала она в цветах. Я её до первых лучей подобрал! Человека она увидела первым, а не мавку мерзкую!

— Человека! – передразнила женщина, — а чего глазищи у неё прямо как у мавки? Ась? Ты глазищи эти видел? Не бывает у человеков и подкапустных Богини таких зенок! Не бывает, хоть режь! Не допущу её до остальных! А если она ночью кровушку лакать начнёт? Или патоку испортит? Или молоко свежее свернёт в комок, который даже собаке не дашь?

— Творог сделаешь из прокисшего молока! – съехидничал мужчина, — а я не дам, вот с места не сойду, не дам девчонку в лес волочить. Дура, ты мамаша Нуна! Как есть – дура! Душу живую…

Мне надоело слушать перебранку. Так спалось сладко, а эти разорались с утра пораньше. Чушь ещё какую-то несут. Мавки, Богиня, всеотец. Кино, что ли обсуждают? Я зевнула, не открывая глаз, и потянулась. Одеяло сползло, по коже загулял прохладный ветер. Я протянула руку, чтобы укрыться с головой, но…

Реальность обрушилась ушатом ледяной воды.

Слабенькая ручка мазнула по краю одеяла, но так и не смогла ухватиться.

Чёртова Богиня!

— Вашу мать! – заорала я, распахивая глаза.

По комнате понёсся сердитый плач. Я замерла и смолкла, разглядывая затейливую деревянную птичку, повисшую над головой. Она крутилась вокруг себя, легонько шевеля ажурными крылышками. Так-с, детская игрушка. Лежала я в колыбельке, большего увидеть не получалось. Высокие бортики кроватки мешали обзору.

— Проснулась! – над кроваткой появилось ласково улыбающееся лицо давешнего дедка, — сейчас папаша Исайя тебе пелёнки поменяет, а потом молока тёплого даст. Сейчас, сейчас…

Так, это надо запомнить. Исайя, значит. Хорошее имя. Необычное.

Снова зазвенел недовольный голос невидимой женщины.

— Молочка! – передразнила она Исайю, — ты посмотри на её размеры. В таком возрасте детки, даже если подкапустные, уже сидят крепенько, а это как болванчик лежит!

Папаша скривился, протянул руки и вытащил меня из кроватки. Я терпеливо ждала. Нет, ну а что мне ещё оставалось делать?! Говорить я не могу, это я ещё вчера поняла, когда пыталась отчитать Исайю, за то, что он мне имя новое прилепил. Тело, как правильно указала вредная женщина, мне не подчинялось. Остаётся просто ждать.

— Нуна, — Исайя прижал меня к груди и начал терпеливо говорить, — вчерашняя она. Подкапустные первые дни совсем слабые. Тебе ли это объяснять? Сколько подкидышей Богини ты вынянчила? То-то же. Сама знаешь, что пока тело окончательно вокруг души не сформируется, подкидыши совсем слабые. Оберегать их надо от злых людей, да от тёмных. И что на тебя нашло?

Женщина сердито фыркнула. Исайя повернулся, укоризненно поглядывая на неё. Теперь и я смогла рассмотреть эту даму нервной конституции.

Не старая ещё, лет пятидесяти от силы. В тёмно-каштановых волосах сквозили нити серебристой седины, на румяном лице почти не было морщин, кроме неглубоких гусиных лапок у уголков глаз. Дородная, большегрудая, как Венера Виллендорфская*, статная и совсем не злая. Большие карие глаза смотрели на меня с прищуром, в них плескалось недоверие и настороженность, но никак не злоба.

Красноватые, натруженные руки, сложенные на животе, потянулись вперёд, но женщина плотно сжала чётко очерченные губы и нахмурилась, спрятав непослушные руки под белоснежным накрахмаленным фартуком.

— Хах! – рассмеялся довольный Исайя, — сама же видишь, дитя как дитя! Чего только ворчишь, мамаша Нуна?

Папаша ухохатывался, довольный, а Нуна вспыхнула, поджала губы и пошла к выходу, бросив через плечо на прощание:

— Я всё сказала. – Нуна замерла на пороге, держась за ручку двери, словно борясь с собой, но всё-таки выдавила приговор, — На порог Медового дома её не пущу, пока не поймём, что внутри у неё спрятано. Притащил, расти теперь. А я пошла, скоро из королевского двора прибудут. Сегодня день найма.

— Хорошего отбора! – выкрикнул папаша Исайя в закрывшуюся за Нуной дверь, а потом перевёл ласковый взгляд на меня, — ты, Летта, не переживай. Нуна вовсе не такая суровая, как пытается казаться. Просто переживает она и осторожничает. Все подкапустные, которых подбрасывает Богиня, поселяются в Медовом доме, где растут, обучаются,