Эсперанса - Наталья Шемет
Но нет, их роль еще не сыграна до конца! И я вытаскиваю их из пыльного сундука, и, тронув крестовину, снисходительно наблюдаю, как куклы поднимают головы, разглядывают собственные руки, пересчитывают пальцы, подносят их близко к глазам, словно видя их впервые и изумляясь, что на каждой руке по целых пять, и они — двигаются. Трогают лица друг друга — нежно прикасаются гуттаперчевыми пальцами к щекам и губам, радуясь, что их собратья живы, двигаются, чувствуют. Куклы-девушки плачут, взрослые стараются сдержать эмоции, дети носятся, как… дети. Но все попросту не верят в то, что они когда-то были мертвы. Не знают. Коротка кукольная память — от сказки до сказки.
Они двигаются, они снова живы. Озираются вокруг, с радостью узнавая знакомые лица, весело хлопая друг друга по плечу или обнимая, целуя в обе щеки старых приятелей.
Спрашивают, как дела, что произошло нового — словно и не лежали они в темном сундуке, мертвые и безмолвные, словно не вытащили их на свет вот только что — нет, они жили, они живы! Они чувствуют, и, может, между кем-то из них проскочит совсем особая, чувственная, любовная искорка. И тогда я расскажу внимательным зрителям историю любви — может быть, счастливую. А может быть, печальную. Как мне вздумается.
Я, это я, дергая за ниточки, заставляю их думать, чувствовать, любить и ненавидеть. Кто-то проводит другого равнодушным взглядом, потому что забыл за время, проведенное в глубине сундука, и не вспомнит больше. Потому что я велел так — забыть. Пожмут плечами — кто таков, и пойдут дальше… вершить историю, автор которой — я.
Ну, что скажете? Ничего вам все это не напоминает?
Неужели не напоминает, подумайте хорошенько! Ну, да ладно.
Вам туда — да, идите-идите, конечно. Всего доброго! Только приходите обязательно! Мы приготовили столько интересного. Скажу по секрету — в этот раз мы привезли с десяток диковинных существ, клянусь, таких вы раньше не видели! Ярмарка не так часто приезжает в ваш городок, верно? Приходите! Ах, вам неинтересно… Ну и ладно, ваше право. Все равно, приходите. Будет весело! И детей ваших приводите, и жену вашу…
…Может, оно и к лучшему — не знать, что и тобой кто-то управляет, умело дергая за прочные ниточки, намертво привязанные к твоим ногам, рукам, голове. Вот только к душе не всегда удается привязать ниточку. Я так и не понял до сих пор — почему?…
…Старый кукловод вернулся в свою повозку. Он не купил ни хлеба, ни масла, ни мяса — вовсе не за этим он выбирался в город. Под пыльным пологом, в полумраке, разбиваемом солнечными лучами, смело рвущимися через дыры в ткани и щели фургончика, молча и сосредоточенно он глядел на деревянные, глиняные и тряпичные заготовки — туловища, руки, головы. Пустые глазницы ждали, когда же им будут подарены блестящие бусины, чтобы заморгать и воззриться на белый свет. Какого цвета будут глаза у новой куклы? Кукловод еще не знал. Кто будет его новой куклой — мужчина, женщина, юноша или прекрасная девушка, он не знал тоже.
Малышня поможет зашкурить крупные детали. Жена сошьет платье. Дочь разрисует лицо. Но сейчас он, кукольных дел мастер, сам, только сам, один, должен собрать из заготовок основу новой куклы.
Ну, вот и готово. Ни он, ни она, ни мужчина, ни женщина — оно, нечто получеловеческое: голова, руки, ноги… Сегодня вечером, после представления он вылепит кукле лицо. Скоро, скоро, после представления, он прикрепит к голове, рукам и ногам куклы тонкие, но невероятно прочные нити.
Скоро, скоро в его труппе появится новый актер.
А в городе не досчитаются одного жителя.
Мастер Крыльев
Она похожа на одинокого ангела, парящего над землей:
этот ангел смеется от того, что летает, и при этом плачет от одиночества.
Сесиль фон Зигесар. «Сплетница»
— Мастер? Ты тут? Спасибо, прохожу… занят? Ничего, я подожду. Сяду тут тихонечко, посмотрю на тебя. Да, вот… я принесла, как обещала… отдаю. Заберешь? Они такие же белые, как и прежде — берегла, как могла. Нет, никто не видел. Да, получилось… без тебя было страшно, но — получилось! Мастер… Я же знаю, что уходишь. Ты долго был здесь. Дольше, чем собирался, да? Знаешь… мне так много хочется тебе сказать! Мы больше не увидимся? Ты же не вернешься, да? Или вернешься — но здесь будут жить уже совсем другие люди? Тогда можно я скажу тебе все — ведь уже неважно. Важно… для меня. Не смотри на меня так. Можно, я поговорю с тобой? Нет, ты не отвечай. Извини, что не вовремя.
Знаешь, я так давно не появлялась на исповеди… а вместо этого вот, пришла сюда. Покаяться надо во многом, моя жизнь была совсем не праведной. Но почему мне кажется, что ты благословил меня, Мастер?…
Теперь у меня нет от тебя тайн. Помнишь, как я пришла в первый раз? Я — помню. Мне, именно мне велели ублажить нового постояльца. Да, несмотря на старый плащ, все распознали в тебе благородного господина — осанка у тебя совсем другая, манеры — держишься иначе. Хозяин все думал, что щедро заплатишь, если тебя хорошо обслужат.
Ты заплатил. Не хотела брать…
Но ты сказал, что я нужна тебе — нужна живой.
Я так отчетливо помню тот день, когда пришла к тебе впервые… страшно было, жутко. Выбора не было, я всего лишь прислуга, которую посылают куда заблагорассудится. Других девушек — лучших, — на тот момент не нашлось, все были заняты. Отправили меня — пусть я и не обладала достаточным опытом. Отправили, не забыв напомнить, что от этого зависит мое дальнейшее существование. А хозяин может все… прогнать… изувечить… убить… Могла ли я ослушаться? Нет, конечно.
Помню, как подошла к твоей комнате, остановилась в нерешительности. Думала, может, уйти? Кто знал, что ты за человек. А дверь была приоткрыта — Мастер, почему она была открыта? До сих пор не могу понять, ждал ты меня или нет… или, может, ждал кого-то другого? Но что-то мне подсказывает, что все это было не случайно.
Я постучала — мне никто не ответил. Робко толкнула теплое, гладкое дерево, которого касались сотни рук, и замерла на пороге.
Как сейчас помню этот момент —
