Эсперанса - Наталья Шемет
Он достал из кармана светлых брюк записную книжку.
— Сейчас… прочти сама, так вернее.
Она выхватила ее и спикировала к земле. И вскоре взмыла вверх, белой молнией пронеслась под облаком, вынырнула с другой стороны, крутанулась, как в танце, зависла в воздухе — дышит с непривычки глубоко, грудь вздымается, глаза искрятся. И крылья сияют, смеется…
— Попробуй, догониии! — крикнула. И снова сиганула вниз. Как же чудно звенел ее удаляющийся смех!
— Стой! — снова засмеялся он. — Вот же, ребенка!..
Расправил крылья, и…
Им действительно скоро пора к людям. Там надеются на помощь, ждут, верят. Момент, когда их смогут услышать, он постарался определить точно — не зря ж столько времени отдал математике там, в той жизни. Сейчас — самое время, как раз успеют, и еще чуточку есть в запасе — сыграть в догонялки. Знал, что книжку она будет беречь как зеницу ока, не потеряет, не выронит. Сам-то все помнит наизусть, но она всегда так внимательна к мелочам! Боится что-нибудь упустить. Поэтому и стали записывать, если ей так легче освоиться. Нет, ну какая же все-таки ребенка… и он становится с ней — таким. Надо же, когда-то там, на земле, говорили, что он слишком серьезен. Даже угрюм…
Почему бы сейчас не поиграть немного? Они заслужили радость. А летать… Он всегда об этом мечтал! Там, внизу, порой чувствовал нечто такое, спину ломило — хотелось крылья расправить, а обернешься — нет ничего… зато тут… И ведь сейчас каждый раз — как в первый. Как единственный. И — навсегда.
Плечи обожгло рассекаемым воздухом, крылья жадно ловили потоки, невообразимое чувство полета захватило его. Азарт погони, счастье быть крылатым, близость ее души. Ее души, которая теперь — его. Как и его душа теперь — ее. Навсегда.
Кто сказал, что ангелы не могут чувствовать?…
Кукловод
— Здравствуйте-здравствуйте! Позвольте представиться, я — кукловод.
Мой фургончик во-о-он там, видите? Ну как же не видите, самый веселый, раскрашен во все цвета радуги, а вход закрыт вышитым пологом. Заметили? То-то же. Этот аттракцион больше других привлекает детей, соперничая с продавцами расписных медовых пряников и заклинателями огня. Да и взрослых привлекает тоже, скажу я вам! Что вы говорите? Вы спешите? Ах, да нам по пути, какая удача! Всегда приятно скоротать дорогу в компании хорошего человека. Или время! Не подумайте, что я болтлив. Просто сегодня такой день… особенный, вам не кажется? Раннее утро, почти все еще спят — только не мы с вами, удачно, ни правда ли?
Да, меня с моими куклами всегда можно встретить на шумных площадях, где кипит гулянье и веселится народ. Когда в город приезжает ярмарка, я обязательно буду с ними. Знаете, какой момент самый волнительный, самый любимый? Под радостные вопли и улюлюканье босоногой детворы въехать в город в яркой повозке, которая потом раз — о, чудо! — раскладывается и превращается в маленький кукольный театр. Там, на импровизированных подмостках, я, невидимый, скрытый от внимательных глаз зрителей, расскажу вам сказку, главными героями которой будут мои — сделанные вот этими руками — куклы. Я не просто кукловод. Я — кукольных дел мастер! Моя любовь и моя жизнь — марионетки, всегда всем об этом с гордостью говорю. Чудные, чудные существа, честное слово! А вы кто, чем занимаетесь? Ах, как замечательно. Ах, как прекрасно! Кукольных дел мастер, гончарных дел мастер… думаю, мы с вами могли бы понять друг друга — ведь вы тоже оживляете бесчувственное — глину, превращая ее в расписные кувшины, чаши и миски. А жена у вас есть? А детишки? У меня их пятеро. Старшая — Эми — красавица, какой свет не видывал! Берегу ее, как зеницу ока! Помогают мне дети, да. Хэтти — это жена моя, шьет одежду и нам, и куклам. Порой мне кажется, что она сама — кукла… все делает механически. А вот Эми, та — другая. Словно сама жизнь. Вот бы ей хорошего мужа сыскать! Да где ж найдешь такого в наше время, да и не на ярмарке же мужа искать то! А вашему старшему сколько? Ох, как удачно! Нет-нет, это я о своем, мысли вслух. Помогает вам? Нет? Его не интересует семейный промысел? Любопытно, ах, как же любопытненько…
Вы приходите сегодня к нам! Я покажу вам свой выдуманный мир. Нет, я не ошибся! Именно вам. Расскажу удивительные сказки! Приходите сегодня, ближе к вечеру, когда начнется мое представление. Обещаю, вы забудете, где настоящее, где прошлое, где будущее. Гарантирую, вы запутаетесь, где ваша жизнь, а где — жизнь моей куклы. Увидите, как он реален, мир сказок. И, может быть, ваша собственная жизнь покажется сказкой, рассказанной однажды? Куклы — они такие занятные!
А знаете… Порой мне кажется, что там, в пыльном сундуке, или сваленные в кучу в углу, или развешенные на гвоздях по стенам, куклы перешептываются. Если случается проснуться среди ночи, мне кажется, что я слышу их приглушенные голоса. Волосы встают дыбом и долго не могу уснуть. А они строят планы, решают, какую же сказку будут играть в следующий раз. И как посмеются над старым кукольным мастером, когда вдруг, посредине действия, он сам неожиданно отойдет в сторону от привычного сюжета и начнет рассказывать совсем другую, новую сказку. Или старую сказку на новый лад.
Но это только кажется. Куклы молчат. До тех пор, пока я не прикажу им говорить!
Я — полноправный хозяин своего мира. Кстати, какой недоумок сказал, что нет этакого места, где живут и здравствуют герои, созданные воображением сказочника? Он рядом, он есть, в нем вымышленные персонажи живут, чувствуют, любят, ссорятся, предают, прощают… Даже погибают. Для них этот мир вполне реален, и жизнь является для многих единственной ценностью — на момент игры, действия. На момент сказки. Их беды, проблемы, удачи и радость кажутся единственно важным. И невдомек им, что я дергаю за ниточки, а они пляшут под мою дудку.
…И невдомек вам, что кто-то невидимый дергает за ниточки и управляет вами. Вам кажется, что вы сами творите свою судьбу. Но только это не так.
Что я сказал? Нет-нет, вам послышалось! Старческое брюзжание, не более того.
Так вот, их судьба, судьба моих кукол, предрешена, предопределена. Когда они сыграют роль до конца, выложатся сполна, опустошатся, откроют перед зрителями все потаенные уголки души, все мечты, достоинства и пороки, я спрячу их в шкаф, и, безмолвные и бездумные, они окунутся в небытие, лишенные возможности
