Хозяйка заброшенной академии драконов - Касия Рин
И вот, когда первое напряжение спадает и я уже почти начинаю верить в свою роль, к нашему столику подходит первая акула. Пожилая дама с лицом, как у кислого лимона, в сопровождении тучного супруга. Графиня Вортей, известная сплетница. Кэрон заранее предоставил мне досье на всех, кто будет сегодня за ужином и указал на кого следует обратить внимание.
— Ваша Светлость, какая неожиданная встреча! — она обращается к Кэрону, делая вид, что не замечает меня. — И как храбро с вашей стороны появляться в обществе после, ну, вы понимаете, после всех этих грустных новостей.
Кэрон медленно поднимает на нее взгляд. Не встает.
— Графиня, какие именно новости вы имеете в виду? — его голос звучит ровно, но каждый слог отчеканен, как удар клинка. — Если вы о беспрецедентно успешной проверке нашей академии королевскими инспекторами, то да, я весьма доволен. Все предписания выполнены, нарушений не найдено. Мы полностью готовы к приему студентов.
Графиня краснеет.
— Ну, я скорее имею в виду светскую хронику. Эта неприятная история с ужином…
— Ах, вы о прекрасном вечере, который маркиз Ларосский устраивал для леди Клайд в честь получения ею титула? — Кэрон перебивает ее, и его губы трогает легкая, снисходительная улыбка. — Да, я слышал, он был великолепен. Маркиз человек старой закалки, ценит прекрасное и умеет делать подарки с истинно королевским размахом. Жаль, что бульварные листки так опошляют благородные жесты. Но, полагаю, нам, — его взгляд скользит по залу, полному притаившейся публики, — не стоит опускаться до их уровня и обсуждать сплетни за ужином, не так ли, графиня? Это дурной тон.
Он произносит это с такой убийственной, аристократической вежливостью, что у графини Вортей просто отвисает челюсть. Она что-то мычит и, красная как рак, отступает к своему столику под сдержанный, но слышимый смех нескольких соседей.
Кэрон возвращает взгляд ко мне. И в этот миг, на долю секунды, лед в его глазах тает. И я вижу не актера, не расчетливого стратега. Я вижу искреннее, теплое одобрение. Гордость. За меня. За то, что я не спасовала, не опустила глаз, выдержала этот первый натиск.
Он не говорит ничего. И мы просто продолжаем свой ужин.
Мы ужинаем под прицелом множества глаз, но нас это больше не беспокоит. Мы говорим о будущем академии, о книгах, о магии.
А когда мы выходим из «Серебряного Феникса», где нас ждет герцогская карета, ночь уже полностью вступает в свои права. Факелы у ворот отражаются в лакированном дереве и позолоте.
Кэрон помогает мне подняться в карету. Его рука тверда и надежна. Дверца закрывается, отсекая внешний мир, и мы остаемся одни в мягком полумраке.
Он откидывается на спинку сиденья, и на его лице наконец появляется та самая, настоящая усталость. Но также я вижу и удовлетворение.
— Ну что, — говорит он, глядя в темное окно, за которым проплывают огни города. — Выдержала?
— Выдержала, — отвечаю я, и понимаю, что это правда. Я не просто играла роль. Я чувствовала себя сильной. Под защитой. И частью чего-то большего. — Спасибо. За платье.
Он поворачивается ко мне. В свете проезжающего уличного фонаря его глаза кажутся бездонными.
— Не благодари. Это была необходимость. — Он делает паузу. — И это было приятно. Всё-таки ты моя невеста.
Глава 41
Утро после нашего триумфа в «Серебряном Фениксе» встречает меня не остатками приятной усталости, а новым, свежим номером «Королевского Вестника», лежащим на моем столе как трупная муха на торте. Лиана не плачет, как в прошлый раз. Она стоит у камина, бледная и абсолютно тихая, ее руки сжаты в бессильных кулаках.
Я уже чувствую, что там. Феликс не сдался. Он перегруппировался и нанес ответный удар. Более грязный, более отчаянный, более личный.
Заголовок кричит с первой полосы, набранный кроваво-красными чернилами:
«РАЗОЧАРОВАНИЕ ПРИНЦА: МАГИЧЕСКИЕ ОКОВЫ ЛЖИВОЙ НЕВЕСТЫ РАСКОВАНЫ!»
Текст — это шедевр манипуляции и откровенного бреда. Феликс, облачившись в тогу жертвы и прозревшего, живописует историю о том, как он, благородный и доверчивый, попал под чары коварной простолюдинки. Как она, пользуясь запрещенными артефактами с Востока или древней, забытой магией совращения, опутала его разум, заставив видеть в ней неземную красоту и благородство, коих у нее отродясь не было.
Как те же чары, по его мнению, подействовали на старого маркиза Ларосского, выкрав у него титул, и на самого герцога Бланша, ослепленного магическим мороком и вынужденного подчиниться воле хищницы.
Я почувствовала как что-то холодное и липкое окружило моё сердце, сжав его в тиски.
«Только сейчас, когда её истинная, гнилая натура стала проявляться в её поступках, чары начали слабеть. Пелена спала с моих глаз. Я вижу теперь её истинное лицо лицо алчной, беспринципной интриганки, готовой на всё ради власти. И я не могу молчать! Я предупреждаю всех родителей королевства: отдавая своих наследников в академию, управляемую этой особой, вы отдаёте его в лапы к существу, не брезгующему тёмной магией для достижения своих целей. Кто знает, что она может сделать с ними, чтобы привязать их к себе, сделать послушными марионетками? Требую расследования применения запрещённых магических практик! Спасите нашего герцога! Спасите будущее нашего королевства!»
Я роняю газету на стол. Руки дрожат. От ярости. От беспомощности. От омерзения. Он не просто оскорбляет. Он выстраивает идеальную, чудовищную конструкцию, против которой бессильны любые логические доводы.
Как доказать, что магии не было? Как доказать отсутствие чего-либо? Он играет на самых темных, самых иррациональных страхах — страхе перед неведомой магией, страхе за детей, несмотря на то, что все поступающее уже будут совершеннолетними. Они всё равно остаются детьми своих родителей.
И он знает, что делает.
Дверь в кабинет распахивается. Входит Кэрон. На его лице читается холодная, отточенная ярость. В руках он сжимает пачку магических вестников. Толстую пачку. Конверты из дорогой бумаги с гербами знатных домов, часть из которых уже открыта.
— Видела? — его голос заставляет меня вздрогнуть.
— Видела, — мой собственный голос звучит хрипло.
Он швыряет письма на стол поверх омерзительной газеты.
Я механически беру верхний конверт. Герб дома Тревиль. Вскрываю. Вежливый, выверенный до запятой текст, который больнее любого оскорбления.
«…с глубоким прискорбием вынуждены отозвать заявление на обучение нашего сына в связи с возникшими непреодолимыми обстоятельствами. Сохранение морального и физического здоровья нашего наследника является приоритетом… будем рады рассмотреть возможность его обучения в стенах Академии Миоран в будущем, при условии
