Устранение - Джеймин Ив

Глава 19

Я просыпаюсь в тишине, нарушаемой лишь редким тихим потрескиванием — может быть, поленьев, горящих в камине?

Моё лицо опухло, а веки слишком тяжёлые, чтобы сразу их открыть, но я многое могу различить и без зрения.

Мне не больно. Воздух, которым я дышу, чистый и слегка тёплый, но не слишком, аромат кедра наполняет мои чувства. Я лежу на животе. Мягкий кокон из какого-то материала окутывает моё тело от шеи до кончиков пальцев ног, а руки покоятся по бокам. Моя правая щека прикрыта подушкой, так как моё лицо повёрнуто в сторону.

Когда я, наконец, пытаюсь открыть глаза, комната то появляется, то исчезает из поля зрения.

Роман сидит в кресле лицом ко мне, придвинувшись так близко, что его колени упираются в край кровати, на которой я лежу.

Его глаза закрыты. Он слегка откинулся назад, положив одну руку на живот, а другую — на бок, как будто заснул, несмотря на все попытки бодрствовать.

Мне приходит в голову, что я никогда не видела его без эмоциональной и физической защиты. Никогда не видела его спящим. Я не была уверена, что ему вообще нужно спать.

Он для меня загадка. Я мельком увидела некоторые стороны его натуры — его способность манипулировать другими с помощью спокойного внушения; его способность создавать руны, которые дают ему крылья, броню и оружие; его физическую силу и ярость, когда он уничтожил группу демонов Страйка на территории вампиров в Вегасе. Я знаю, что он мог бы сразиться с моим отцом за корону, но вместо этого предпочёл управлять зверями Мортема.

Я знаю, что он умеет скрывать от меня свои эмоции.

Большинство из того, что я знала о нём, касалось его влияния на других — манипулирования, магии, смерти. Даже в тот краткий миг, когда мы покинули территорию орлов-оборотней, и он сказал мне, что его мать была демоном… даже тогда он не дал мне ни малейшего представления о том, кто он на самом деле.

Я слишком плотно закутана, чтобы делать резкие движения, но я проверяю, какой кокон вокруг меня, что-то вроде шёлкового одеяла, которое мерцает, когда я делаю глубокий вдох.

Я внимательно наблюдаю, как цвет материала меняется с каждым моим вдохом и выдохом, цвета реагируют на каждое малейшее движение, сменяясь красными, розовыми, пурпурными оттенками, а затем снова становясь розовыми и красными. Это успокаивает и, кажется, не представляет для меня угрозы.

Комната, в которой я нахожусь, оформлена в деревенском стиле. Я представляю себе уютную хижину в лесу именно так. Слева от неё стена с книгами, над которыми расположены два высоких окна.

В стене, к которой я обращена, горит камин, поленья, которые, кажется, горели несколько часов, мягко тлеют. Вокруг расставлены стол и несколько стульев.

Кажется, что на каждой поверхности что-то есть, будь то книги, миски или другие предметы, которые я не узнаю.

Моё внимание возвращается к Роману, к его тёмным ресницам, лежащим на щеках, к непокорным прядям его тёмно-русых волос и едва заметной поросли на его волевом подбородке. На нём больше нет доспехов, он одет в старую серую футболку и выцветшие джинсы, на одном бедре которых что-то похожее на пятна автомобильного масла, как будто он целыми днями чинит машины, а не наводит ужас на других демонов.

Я уже собираюсь прошептать его имя, когда он открывает глаза. Медленно. Они поразительно чёрные, и на несколько ошеломляющих мгновений я вижу в них своё отражение: мои фиолетовые волосы разметались по подушке, дымчато-серые глаза широко раскрыты. На моей щеке темнеет синяк, чего, наверное, следовало ожидать. Я не могу представить, как выглядит всё остальное моё тело.

Как только Роман видит, что я проснулась, он сразу же настораживается. Его глаза проясняются, снова приобретая цвет морской волны, и он наклоняется вперёд, осторожно убирая прядь волос с моего лица.

— Нова? — его голос звучит как низкий рокот. Он внимательно изучает меня, бросает короткий взгляд на ровную цветовую гамму ткани, а затем снова на меня, проводит большим пальцем по моей щеке, ожидая ответа.

— Где я? — хрипло спрашиваю я.

Он выдыхает, как будто рад, что я заговорила.

— Это мой дом. Здесь ты в безопасности.

Я ещё раз быстро осматриваюсь. Не уверена, что когда-нибудь мечтала, что буду в безопасности в доме Руна.

— Во что я завёрнута? — спрашиваю я, и мой голос становится яснее, когда я им пользуюсь. Я изо всех сил пытаюсь пошевелить руками внутри кокона, чувствуя себя почему-то более уязвимой, чем когда мне было больно.

Он кладёт руку мне на плечо, и давление его ладони ощущается даже сквозь толстый материал.

— Остановись, — он понижает голос. — Пожалуйста.

Я немного удивлена его тихой просьбой, так непохожей на закаленного воина, которого он изобразил в Зилроне.

Он ждёт, пока я успокоюсь, прежде чем сказать:

— Я владею искусством смерти и боли, но не исцеления. Этот кокон не такой прочный, как другие мои руны. Он хрупкий, но он справляется с ядом и заживляет твои раны.

— А цвета?

— Они показывают твоё сердцебиение, дыхание и температуру, — говорит он, проводя кончиками пальцев по моему лбу, прежде чем слегка прижать к нему тыльную сторону ладони. — Сейчас ты намного прохладнее, но мне нужно осмотреть твои раны.

Я сглатываю. Мой голос звучит тихо. Я чертовски беспокоюсь о том, что скрывается под этим коконом, но стараюсь этого не показывать.

— Я не чувствую никакой боли. Это плохо?

Он качает головой.

— Это хорошо. Если бы яд и кислота всё ещё действовали, ты бы сейчас мучилась.

В то время как меня переполняет облегчение, Роман сжимает челюсти.

— Летучие мыши нападают только тогда, когда чувствуют угрозу для своих детёнышей. Проклятие Кроны лишило их разума.

Жнец сказала то же самое — что им не следовало нападать на нас.

Голос Романа становится всё более резким, но он сдерживает его, медленно выдыхая.

— Но магический след в её проклятии позволил мне найти тебя.

Я помню, как трудно нам было выследить Коду на Земле — потому что элитных демонов, таких как я, невозможно отследить, а щиты вокруг наших эмоций защищают нас от того, чтобы их почувствовали.

Роман тянется к краю кокона и медленно отрывает полоску материи. Она исчезает, как только он вынимает её. Единственное, что остаётся, — слабое магическое пятно.

— Крона хочет моей смерти, — говорю я.

Роман коротко кивает мне, аккуратно снимая ещё одну полоску. Каждая из них такая тонкая, что, похоже, он будет снимать их часами.

— В этих испытаниях шансы не в