Неладная сила - Елизавета Алексеевна Дворецкая
– Темнуха, в горшок!
Куприян прыгнул следом, схватил горшок и прижал ногой безголовое тело, силившееся подняться.
– Комяга, полезай в горшок! – Он сунул горшок под шею телу. – Живо!
Тело зашевелилось, задрожало, бесполезно дергая руками, – и потекло в отверстие, словно вода или плотный туман. Когда оно все оказалось внутри, Куприян швырнул туда «девочку». Взял горшок и направился к куче углей, где сидели, совершенно черные «дед» и его «новорожденный внук».
– Слабы вы против меня! – объявил им Куприян. – Не одолеть вам, хоть вы всей толпой навалитесь. Сидите тут, шишиги бесполезные. Я этих троих возьму, они побойчее будут.
Он шагнул прочь, но услышал слабый окрик:
– Стой! Хозяин! Возьми нас… ино еще послужим…
– До самыя смерти, – мрачно подхватил густой низкий голос «младенца», черного, как обгоревшая еловая шишка.
– А, Кощей с вами! – Куприян протянул горшок. – Моченец, Конобой, Безвест, полезайте. Уж всех чертей в одно лукошко!
Три шишиги рыбками нырнула в горлышко – Куприян чуть не выронил внезапно потяжелевший горшок. Потом подобрал с черной земли дедов посох и размеренным шагом, чуть качаясь на ходу от усталости, пошел прочь. Из горшка доносилось разноголосое гудение, словно там поселился рой чудовищных пчел Нави.
Глава 9
К озеру Куприян вышел в полной темноте – только над лесом еще горела, быстро бледнея, последняя полоска заката. Куприян опустился на холодный песок – осознал, до чего устал от этого путешествия по ночному болоту. Горшок поставил рядом с собой. От поршней, мокрых насквозь, пахло болотной влагой и гарью, напоминая о пройденном и увиденном. Мертвое лицо Устиньи, присыпанное пеплом, стояло перед глазами и не желало уходить. Куприян знал: это морок, видение, присланное его устрашить. Но покоя эти мысли не приносили. Мучительно хотелось вернуться в мир живых и увидеть ее живое лицо. Однако рано. Он пока не сделал ничего, чтобы снять с нее наведенный сон. Средство для этого пока не отыскано.
– Ну, неладная сила, помощнички мои! – повелительно обратился он к горшку. – Мары, навки, вилы, шуты, шиликуны, шишиги, бесы, умруны, мрецы, навцы, синцы и игрецы! Не соскучились без работы? Выходите, покажитесь. Давненько мы не виделись!
Пошарив за пазухой, Куприян вынул пожелтевшую костяную дудочку, перевел дух и заиграл.
Едва ли кому из живых понравилась бы такая игра. Свирель из старой человеческой кости хрипела и подвывала, от ее заунывное песни у самого Куприяна мороз пробегал по хребту. В ответ на эти звуки над горшком возникло, выскочив из горлышка, белое облачко тумана, за ним второе, третье… Каждое отлетало в сторону, зависало над песком и начинало вращаться в воздухе. Постепенно в каждом облачке проступали черты некоего существа – невидимые руки лепили человечков из невесомой материи тумана, и каждый начинал кружиться в неуклюжей пляске, спеша за звуками свирели, но не поспевая и не попадая в лад.
Первой появилась молодая девушка – не просто рослая, а длинная, как рыбка, с неестественно вытянутым телом и маленькой головой. С головы до самого песка спадали густые волосы цвета тумана. Одеждой ей служил тот же туман, разорванный на множество длинных лоскутов; непонятно, как они держались на худом теле, и при каждом движении между лоскутами мелькала то маленькая грудь, то острый локоток, но костлявая коленка. Лицо ее было, впрочем, довольно миловидно. Не открывая глаз, она танцевала в воздухе, вся отдавшись пению свирели, и каждая прядь ее волос вела свой танец.
Подруга, выскользнувшая из горшка следом, ни в чем не имела с ней сходства, кроме того, что тоже имела женский облик. Горбатая старуха, грузная, неуклюжая, была одета во что-то вроде рваного мешка; мешок этот, ее толстые руки и ноги, длинный крючковатый нос, седые нечесаные космы явно показывали, что живет она где-то среди земли, золы и пепла. Она тоже плясала, иной раз приоткрывая тяжелые веки то над одним, то над другим глазом и бросая на Куприяна неприязненный взгляд.
Третьим был чумазый младенец с очень хмурым лицом. Четвертыйм – «мальчик-плакса» трех лет на вид. Пятым – чудное существо невесть какого пола, с небольшим круглым туловищем, с руками и ногами, похожими на корневые отростки, и такого же цвета. Шестым – старик с длинной седой бородой и лошадиными копытами вместо ног, причем ноги начинались прямо там, где кончалась борода. Вся эта ватага приплясывала, выстроившись в круг, под звуки унылой свирели, и отвечая на каждую перемену лада. Звуки пониже заставляли их опускаться, повыше – подниматься, они плясали и вертелись то быстрее, то медленнее, повинуясь воле поющей кости.
Эта нелепая гудьба и пляска продолжались довольно долго. Несколько раз Куприян останавливался перевести дух, но снова принимался играть, добиваясь того, чтобы укрощенные духи беспрекословно повиновались невидимой узде и кружились кольцом вокруг него. Выбросив когда-то горшок, дудочку Куприян хотел сжечь, но не смог найти. Перерыв все свои лари, а на днях нашел ее там же, где когда-то искал.
Но вот он перестал играть, и духи медленно осели на песок.
– Вот что, неладная сила! – обратился к ним Куприян. – Изловил я вас, теперь снова будете мне служить. И такая будет для вас задача. Знаете ли вы средство с племянницы моей снять очарованный сон? Ведаете ли – кто его навел?
По череде духов пробежала волна трепета.
– Вихрушка! – велел Куприян тонкой деве. – Ты говори!
Дева медленно подняла веки. Даже при луне было видно, что глаза у нее пронзительного голубого цвета. Среди ее волос проросли мелкие цветочки на тонких стебельках, голубые и белые. Они стояли облаком вокруг головы, и это было бы даже красиво, если бы сквозь белейшую кожу не просвечивал скелет.
– Навела сон хозяйка источника, – тихим, шелестящим голосом ответила дева.
– Где источник?
– Там. – Бледная рука девы с просвечивающей костью показала на озеро.
– Как снять этот сон?
– Водой из источника.
– Принеси!
Дева задрожала, облик ее заколебался, грозя рассеяться и снова стать туманом.
– Мы не смеем… не смеем… – прошелестели, прогудели несколько голосов. – Стережет хозяин. Сам стережет.
– Меня проведете? – строго спросил Куприян.
Он знал: духи не всесильны. Они знают многое, но не все; могут многое, но не все. А главное, что отличает их от человека – у них нет силы воли. Они неспособны терпеть, одолевать
