Неладная сила - Елизавета Алексеевна Дворецкая
В кустах слышался треск ветвей, ломаемых незримыми руками. Куприян вытянулся на холодной земле и подумал: а все же хорошо иметь слуг, которые не устают.
* * *
Когда Куприян очнулся, было уже утро, причем не ранее: солнце стояло высоко. Впервые после зимы Куприян заметил: веет не ночной стужей, а утренней свежестью, значит, и впрямь лето не за горами. Птицы пели, в лесу было тихо и прохладно. На ветвях берез ясно виднелись полураспустившиеся листочки. Вспомнив свои ночные походы, Куприян с тревогой заглянул в горшок. Вода в нем выглядела обычной, прозрачной, в ней плавало несколько веточек, а на дне сидела большая лягушка. Куприян быстро окинул веточки взглядом: пять. Лягушкой прикидывается Темнуха. На его взгляд она ответила угрюмым взглядом: ну, сижу! А куда деваться?
Размявшись, Куприян умылся в речке, поправил волосы и одежду. Живот подводило от голода, будто неделю не ел, но чему и дивиться: походы на тот свет отнимают много сил. В одной руке бережно держа горшок, а в другой – дедов посох, Куприян двинулся по тропкам вдоль озера. Сначала нужно вернуть деду Заморе посох, а потом спешить в Сумежье. Как раз пока он дойдет, мужики оттуда отправятся строить обыде́нную часовню возле девы в домовине. А может, уже и явились. Куприян прислушивался на ходу – не слышно ли стука топоров и шума работы? Но было довольно тихо, присутствия где-то на озере множества людей не замечалось. Может, сумежане передумали?
По пути к избушке деда Заморы нужно было миновать отмель, которую Куприян уже прозвал Гробовищем. Третий, кажется, раз он идет туда – и все еще надеется, что домовина с девой исчезнет, как и появилась, перестанет наводить смятение в Великославльской волости. Сам знал, что надежда тщетна. Эта дева, кто бы она ни была – опасна, наведенный на Устинью непросып – ясное тому свидетельство. Не покидая домовины, лежащая дева, застрявшая между живыми и мертвыми, способна постоять за себя и наказать противников. Куприян крепился, не привыкнув считать себя слабее соперника, но не мог одолеть тревоги, гнездящейся в глубине души, как тонкая змейка под кочкой. Очнется ли Устинья? Не причинен ли ей какой худший вред? Сердце обрывалось при мысли, что такая умная, честная, как говорят, состоятельная девушка может от порчи навек потерять волю и разум, стать дурочкой…
Куприян вышел на знакомую поляну… и охнул в голос, замер. На месте, где еще вчера стояла среди синих цветов домовина, теперь высилась часовня! Совсем небольшая, рубленая, с дерновой крышей, она выглядела сестрой избенки деда Заморы, только с деревянным крестом на коньке. Главное отличие – у нее не было двери, поскольку вовсе не было передней стены. С первого взгляда стало ясно почему: у дальней стены стояла на небольшом помосте закрытая домовина. Над ней на стене висела икона Богоматери с маленькой Параскевой Пятницей на руках[12], какие были здесь в ходу: резная, деревянная, в пол-аршина высотой. Все вместе напоминало те домовины, в каких в поганские времена хоронили – маленькие домики в лесу, поставленные на пеньки. В них еще оставляли оконца, чтобы в поминальные дни класть внутрь угощение для навий…
На этом сходство не заканчивалось. Как при всякой древней святыне, деревья вокруг часовни были обвязаны белыми рушниками и даже просто мотками пряжи. Висело несколько рубах. Возле домовины стояли горшочки – видимо, с угощением, белели в траве яйца.
Из живых Куприян был здесь не один. Две бабы стояли на коленях перед домовиной и молились. Куприян смотрел в изумлении, не веря своим глазам. Он не раз наблюдал обыде́нное строительство, но все же увиденное походило на чудо. Еще нет полудня, а часовня готова, да и щепок вокруг не валяется. Будто издавна тут стоит. Не работали же сумежане ночью!
Или это… чудо Господне? По коже пробежал холодок. Что если часовня для девы возведена без участия людей… руками ангелов? Оттого и тихо так было. Получается, что деву Проталию, или как ее там, и правда послал бог? Тогда наведенный ею непросып – гнев божий, а он, Куприян, опять выходит противник Господа, такой же, каким был в юности?
От страха, гнева, тоски душа перевернулась. Ощутив желание отшвырнуть прочь свой горшок с водой из нижнего источника и своими помощничками, Куприян все же сдержался и осторожно поставил его на землю. Выбросить шишиг нетрудно – трудно потом найти, и этот труд он только что испытал на себе.
Если бы Куприян мог издали слышать бабьи молитвы у часовни, они бы поразили его не меньше самого ее появления.
– Святая прекрасная Евталия сидит край моря, имеет при себе нянек, и мамок, и верных служанок. Говорит в море для избавления рабов божьих от скорби и болезни, от прокоса и урока, и посылает своих нянек, мамок и верных служанок, и дает сей песок рабам божиим для исцеления…
Одна баба закончила молитву, с поклоном взяла от домовины горсточку песку, завязала в лоскут и убрала за пазуху. Обернулась и хотела идти – взгляд ее упал на Куприяна на краю поляны. Куприян узнал Совею – из Усадов. В то же миг и она, узнав его, переменилась в лице и испуганно отшатнулась – едва не села на домовину.
– Бог помочь! – торопливо крикнул Куприян. – Совея! Ты чего скачешь?
Баба похлопала глазами. На их разговор обернулась вторая: пожилая, полная баба Палага. Она тоже подобрала горсть песка, ссыпала в припасенный лоскут и направилась к Куприяну.
– Ты, что ли, колдун? – Остановившись шагов за пять, она пристально оглядела Куприяна. – Черти, никак, назад тебя принесли? Или это бес какой в твоем образе?
Это неласковое обращение не смутило Куприяна – было не до того.
– Тетка Палага! Как же так быстро часовню-то выстроили – ночью, что ли, трудились?
– Какое ночью! В один день, как собирались, так и возвели всем миром. На другой день, как ты сгинул.
– На другой день? Сгинул? Я вчера ушел, под вечер!
– Хиии! – Палага взмахнула толстой рукой. – Слышь, Совка, что он говорит! Вчера, мол, ушел! И сам не ведаешь, где тебя черти носили!
– Ты о чем? – Куприяна пробрал холодок неприятных предчувствий.
– Шестой день часовня стоит! Стало быть, седьмой день, как ты сгинул. Уж всем в волости ведомо – Куприяна-де барсуковского черти унесли! Как ушел, так и пропал, и ты что хочешь делай!
