Царица барахолки или мой магический сэконд-хэнд - Элла Яковец

– Да это же стандартная писулька… – начал отмазываться Горбун.

– То есть, ты подписал, не читая? – спросил другой голос. По всей видимости, из “ребят”.

– Так это же… – Горбун замялся.

– В общем, разговор окончен, – весело сказал первый голос. – Оплату не внёс, подпись поставленна, значит телега наша.

– Ребятушки, да подождите вы! – в голосе Горбуна послышались нотки отчаяния. – Ежели вы телегу заберёте, как же я отработаю-то?

– На горбу своем барахло будешь таскать! – сказал один из “ребят”, и все трое обидно заржали.

– Я буду жаловаться! – обречённо сказал Горбун.

– Кому? Марону? – насмешливо спросил первый голос. – Думаешь, он будет из-за тебя с князем собачиться?

Все, кроме Горбуна, снова заржали.

Потом знакомо заскрипели колеса. Потом все стихло.

Так тихо, что мне даже показалось, что Горбун тоже ушел.

Но потом раздались его шаркающие тяжёлые шаги.

Шарк-топ, шарк-топ…

Он что-то пробормотал, и что-то грохнуло.

Блин, это же он упал!

Я перестала тормозить и бросилась в прихожую.

Горбун, как куль с тряпками, лежал нелепой кучей прямо посреди пустой прихожей.

– Хозяин! Хозяин! – воскликнула я и бросилась к нему. Пальцами быстро проверила пульс на шее.

Фух, отлегло!

Сердце ещё стучит.

Вот уж воистину, беда одна не приходит! И склад сгорел, а теперь вот это ещё.

Тут даже к молодого и сильного сердечко может не выдержать. А Горбун смотрится каким угодно, только не молодым и сильным!

Я огляделась.

Потащила бесчувственное тело Горбуна поближе к стене.

Шут его знает, нужно ли это было. Просто мне показалось как-то не по-людски – оставить его валяться посреди комнаты, как мешок с… хламом.

Я вернулась с ведром воды.

Набрала в колодце во внутреннем дворике.

Как назло никого из соседей не было. И вообще стояла такая тишина, будто весь наш Тряпичный конец одним махом взял и откочевал куда-то в Собачий конец. Или вообще Чертонакуличкинский конец.

На секунду на меня нахлынула паника.

А что, если он сейчас умрет?

Что тогда мне делать?

Куда бежать?

Как показал недавний опыт общения с защитниками правопорядка, меня же в первую очередь и обвинят в… этом всем.

Произносить даже мысленно слово “убийство” не хотелось.

– Хозяин! – я похлопал Горбуна по щекам. Осторожно так. Понимаю, что надо бить со всей дури, но решиться не получилось.

Реакции, ясен пень, никакой не последовало.

Ладно, зря что ли я принесла воду…

“Если у него сердечный приступ или инсульт, чем твоя вода поможет?” – ехидно прокомментировал внутренний голос.

Но я только зубы сжала. И пальцы на ручке ведра. Так, что в костяшках больно стало.

– Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста… – едва слышно зашептали мои губы.

Что-то произошло.

Побелевшие костяшки пальцев засветились, вокруг запястий замерцали бледные искорки.

И когда я плеснула водой, искры как будто отразились в брызгах воды, и…

– Что ты творишь, полоумная!? – заорал Горбун, отфыркиваясь.

– Ой, простите, хозяин… – я низко опустила голову, чтобы Горбун не увидел моей довольной улыбки. – Мне показалось, что…

– Что там тебе показалось, я даже знать не хочу! – отре

зал Горбун и заковылял вглубь склада. – За мной иди!

Он шел впереди, а я следом за ним. И такая жалость вдруг меня пронзила к этому поломанному со всех сторон человеку. А ведь я даже представить себе не могу, каково это – быть настолько немощным. Ну да, совсем недавно мне уже исполнялось пятьдесят. Колени поскрипывали, веса я таскала на себе больше, чем хотелось бы, с поясницей приходилось осторожничать, потому что – сделаешь неосторожное движение, и вот тебя уже пронзило жгучей болью от пятки до лопатки. И две недели носишь собачий пояс и мажешь спину противовоспалительным. Но это все было совсем не то, конечно же. Это всегда были какие-то мелкие и временные трудности. А Горбуну ВСЕГДА плохо. Скрюченная горбом спина, с ногами что-то не то, плюс, скорее всего, с внутренностями в такой ситуации тоже не все ладно. То есть, ему всегда больно. И неудобно.

Ха. Неудивительно тогда, что у него змеи из глаз выпрыгивают! Хорошо хоть не кусаются, и то хлеб…

– Что ты там телепаешься? – сварливо бросил он через плечо.

– Ой-ой, уже бегу, хозяин! – воскликнула я, осознав, что и правда с этими своими размышлениями остановилась на месте.

Горбун начал вытаскивать оставшиеся целыми вещи и складывать их кучей в центре отмытого до деревянных узоров пола. Куча росла, но все еще была чертовски маленькой. Где-то половина барахла были детские вещи. И горбун складывал их отдельной кучей от всего остального.

А всего остального было… Эх, что же так мало-то? Клубок кожаных ремней, причем, кажется, там были как человеческие ремни и портупеи, так и конские уздечки и прочие элементы упряжи. Было несколько металлических подсвечников разной степени поломанности. И с ними в комплекте еще несколько металлических же предметов, которые раньше явно были частью чего-то. Шишечки от кровати, фигурные грузики от часов, рожки от люстры, еще что-то, что вообще сложно понять, откуда оно. Было несколько предметов домашней утвари. Назначения некоторых предметов я не знаю, но выглядели они как отличная декорация для ресторана в сельском стиле. Где на стенах развешивают вот это самое – ухваты, прялки… И прочие вот эти штуки, которые сейчас лежали передо мной отдельной кучкой.

Ну и несколько жемчужин было тоже. Совершенно какое-то крышесносной лоскутное одеяло. Оно было настолько удивительным, что мне моментально захотелось заполучить его себе. Ах, как оно шикарно вписывалось в мою комнату-фонарь! Прямо, как там и росло!

Я чуть было вслух не сказала, что хочу его. Но вовремя прикусила язык. Горбун сейчас в таком настроении, что может чисто из вредности это прекрасное одеяло спалить. Чтобы хоть кому-то рядом было так же плохо, как и ему.

Еще был совершенно чудный, прямо-таки пинтерестовский медный чайник. С чеканным узором бегущих собак вдоль донышка. Чуть закопченый, частично сияющий, будто его чистили-чистили, но в какой-то момент забили. Даже не представляю, кем надо быть, чтобы от такой штуки избавиться! Может он протекает?

Ну и третья “звезда” хлама – зеркало. Вроде ничего особенного. Небольшое квадратное зеркало в деревянной раме. И по краю неровно приклеены ракушки и куски каната. Будто это подросший ребенок, бредящий морской романтикой, для мамы украшал. Но внимание это зеркало цепляло. Прямо притягивало. Исходило от него что-то такое…

Я резко