Пекарня «уютный очаг» и её тихие чудеса - Дарья Кун

– Лео, – тихо позвала она. – Я принесла тебе кое-что особенное.

Он не отреагировал. Элли поставила поднос рядом с ним, взяла одно печенье и протянула ему.

– Попробуй. Это… чтобы не бояться. Чтобы спать.

Он медленно поднял на неё глаза. Взгляд его был стеклянным, отсутствующим. Но потом его ноздри дрогнули. Он уловил запах. Тёплый, сладкий, пряный, домашний запах свежей выпечки. Это был запах, который не ассоциировался у него с опасностью. Это был запас безопасности.

Медленно, будто двигаясь сквозь толщу воды, он протянул руку и взял печенье. Он поднёс его к носу и понюхал. Потом откусил маленький кусочек. Пожевал. Проглотил.

Элли замерла, наблюдая. Она не знала, что ожидать.

Он откусил ещё. И ещё. Вскоре всё печенье было съедено, и он потянулся за кружкой с молоком, запивая сладость.

И тогда произошло нечто удивительное. Не мгновенное чудо, а медленное, постепенное изменение. Напряжение в его плечах начало спадать. Веки его опустились, стали тяжелыми. Он зевнул – глубоко, по-детски, всем телом – и потер кулачками глаза. Его дыхание, до этого частое и поверхностное, стало глубже и ровнее.

Он посмотрел на Элли, и в его взгляде впервые не было дикого ужаса. Была лишь непреодолимая, всепоглощающая усталость. Он жестом показал на тюфяк, потом приложил сложенные ладони к щеке – всем известный детский знак «я хочу спать».

Слёзы навернулись на глаза Элли. Она кивнула, не в силах вымолвить ни слова.

Она помогла ему улечься, укрыла одеялом. Он устроился на боку, подтянув колени к груди, – в позе эмбриона, позе абсолютного доверия и безопасности. Его дыхание стало совсем глубоким и ровным. Через несколько минут он уже спал – не тревожной дремотой, а глубоким, исцеляющим сном истощённого ребёнка.

Элли сидела рядом с ним на полу, поджав ноги, и смотрела, как поднимается и опускается его грудь. В пекарне внизу было тихо. День подходил к концу. Сквозь слуховое окно лился мягкий свет заката, окрашивая пыльные лучи в золотистые тона.

И только тогда до неё дошло. По-настоящему дошло.

Это сработало. Не просто печенье. А её намерение. Её желание помочь. Её бабушкин рецепт, в который Элли вложила всю свою силу.

Она вспомнила слова Седрика: «В вашей выпечке, дорогая моя, определённо есть какая-то… особая энергетика. Бальзам для души».

Вспомнила колкое замечание Каэла: «Сильно пахнет силой».

Вспомнила булочку, помирившую подруг.

Это была не случайность. Это был дар. Бабушкин дар. И он просыпался в ней.

Она осторожно встала, чтобы не разбудить мальчика, и спустилась вниз, в опустевшую пекарню. Подошла к бабушкиной книге, лежавшей на подоконнике. Положила ладонь на потёртую кожаную обложку.

Раньше Элли чувствовала лишь грусть и тоску по хозяйке этой тетради. Теперь же под её пальцами страницы словно излучали лёгкую, тёплую пульсацию. Словно книга наконец-то признала в ней не просто хранительницу, а продолжательницу.

Страх за Лео никуда не делся. Тревога о будущем никуда не ушла. Но теперь к ним примешалось новое чувство – благоговейный, почти мистический трепет. Она была не просто пекарем. Она была… кем? Ведьмой? Целительницей? Она не знала точного слова.

Но она знала, что в её руках была сила. Тихая, домашняя, пахнущая имбирём и мёдом. Сила, которая могла успокоить, исцелить, дать надежду.

И глядя на засыпающий город за окном, на первые зажигающиеся огни, Элли впервые за долгое время почувствовала не беспомощность, а странную, зрелую уверенность. Она спрятала мальчика. И она сможет его защитить. Не мечом, не заклинаниями, а тёплым печеньем и силой своего доброго сердца.

Она погасила свет в пекарне и поднялась к себе. На этот раз, ложась в кровать, она прислушивалась не к пугающим звукам, а к тихому, ровному дыханию, доносящемуся с чердака. Это был самый успокаивающий звук на свете.

И на этот раз сон пришёл к ней быстро и безмятежно.

Глава 6. Незваные гости

День, наступивший после той тревожной ночи, начался с обманчивого спокойствия. Солнце встало над Веридианом ясное и холодное, отливая золотом инея, запорошившего крыши и лужайки. Воздух был чистым, колким, пахнущим дымком и промороженной землёй. Из труб вились ровные, почти неподвижные столбы дыма, словно город затаился и замер в ожидании.

Элли провела утро в напряжённой, почти лихорадочной деятельности. Месила тесто, раскатывала его, ставила в печь булки и караваи – всё это с удвоенной энергией, словно пытаясь заглушить внутреннюю тревогу физическим трудом. Каждые полчаса она поднималась на чердак, принося Лео еду и питьё. Мальчик был бледен и молчалив, но ночной ужас в его глазах немного отступил, уступив место настороженной усталости. Он ел предложенную кашу, пил тёплое молоко и снова засыпал, укутанный в одеяла, – исцеляющий сон, дарованный имбирным печеньем, всё ещё держал его в своих объятиях.

Элли старалась не думать о будущем. Она сосредоточилась на настоящем: на тёплом, послушном тесте в её руках, на трещащем огне в печи, на мирном дыхании спящего ребёнка над головой. Она почти убедила себя, что всё наладится, что опасность обойдёт её дом стороной.

Иллюзия рухнула ближе к полудню.

Колокольчик над дверью прозвенел резко, не так, как обычно. Не весёлым приветствием, а металлическим, тревожным щелчком. Элли, в тот момент вынимавшая из печи противень с румяными круассанами, обернулась.

В дверях стояли двое. Не местные.

Они были высокими, поджарыми, одетыми в длинные плащи из плотной серой ткани, без каких-либо опознавательных знаков. Плащи были безрукавными, накинутыми поверх тёмной, практичной одежды, и от них веяло холодом дороги и чуждостью. Их лица были скрыты в глубоких капюшонах, но Элли почувствовала на себе тяжёлый, изучающий взгляд.

Они вошли неслышными, скользящими шагами, и странным образом пространство пекарни сразу же сузилось, стало тесным. Даже воздух изменился – в него врезалась нота чего-то острого, металлического, чуждого уютному хлебному духу.

Один из них, тот, что был чуть повыше, остановился у прилавка. Его руки в тонких кожаных перчатках лежали на дубовой столешнице неподвижно, словно были высечены из камня.

– Хлеб, – произнёс он. Голос был ровным, безжизненным, лишённым каких-либо интонаций. Он не спрашивал. Констатировал.

Элли, почувствовав холодок страха, пробежавший по спине, кивнула и сделала шаг к витрине.

– Да, конечно. Свежий, только что из печи. Бук или ржаной?

– Не имеет значения, – ответил тот же голос. – Мы не по еде.

Его спутник, тем временем, медленно обходил пекарню. Его взгляд из-под капюшона скользил по полкам с баночками, по пучкам трав, по старой мебели.