Дракот для Снежной королевы - Анна Снегова
В конце концов, трусливо обманываю саму себя, что мне «только посмотреть».
И вообще, может я ошиблась. Мало ли кто умудряется выращивать такие розы лютой зимой.
И вполне может быть, что меня ждёт горькое разочарование. Или Кай вырос совсем не таким, каким я верила и вопреки всему все эти долгие годы ждала. И дело даже не в том, что он может оказаться тощим и прыщавым задохликом, которого мне будет хотеться скорее покормить, чем утащить в женихи. Я выхаживала и любила всяких животных — больных, в лишае, в струпьях, тощих настолько, что рёбра грозили проткнуть кожу. И они отвечали мне самой горячей любовью и преданностью, на которое способно сердце живого существа. Своего друга я бы приняла любым.
Мне страшно, что он мог измениться внутренне. Время меняет людей. Что я знала, что я помнила об этом человеке? Что в нём осталось сейчас от того мальчишки — и не лучше ли закрыть эту книгу сейчас, сохранив то доброе, что у нас было, чем лить слёзы потом о безвозвратно ушедших мечтах?
Я уже видела только что, какими бывают принцы.
Я читала достаточно книг, чтобы знать, сколько тьмы может таить человеческое сердце.
Любого другого, случайного человека с улицы я могла бы, наверное, рассматривать как жестокую необходимость и попытаться относиться к нему равнодушно. Всего лишь лекарство… от смерти. Даже если оно горькое — выпил и забыл.
Если меня разочарует Кай… как долго буду собирать себя по кускам потом? Смогу ли сложить из этих ледяных осколков хоть какое-то слово, кроме «Боль»?
Но только в книгах можно заглянуть на последнюю страницу и узнать финал. Если я хочу узнать, что будет дальше, я должна решиться сейчас.
Христиан обречённо вздыхает рядом. Он уже знает, что я решу. Потому что, положа руку на сердце… разве я могла поступить иначе?
Даже если снегу растаять без следа, он и зная свою судьбу, станет падать с безучастных небес на землю. Потому что такова его природа.
— Вперёд, — тихо прошу сани. И они невесомо, едва заметно слушаются.
Ткнувшись носом в серый кирпич, замирают. А я встаю — и тянусь к окну. И весь мир перестаёт существовать для меня в этот миг.
Маленькая комната. Через густые заросли роз мне видно не все — но то, что вижу, заставляет сердце биться чаще, биться пойманной птицей в груди.
У глухой левой стены стоит грубо сколоченный дощатый стол. Весь забросанный листками бумаги, на которых чёрным углём — какие-то рисунки. Мне отсюда не видно, что нарисовано. А за столом сидит мужчина, в белой рубашке, обтянувшей широкие плечи. У него тёмные волосы до плеч — цвет почти не поменялся со временем, они только отросли длиннее. Он сидит, уперев локти в столешницу и зарывшись пальцами в волосы, в позе сосредоточенной и какой-то… отчаянной. Как делает человек, которого снедают очень тяжёлые думы.
Отсюда мне не видно выражения лица, только спину. Возможно, если перелететь еще немного левее, смогу разглядеть профиль…
Скрип двери.
— Ты сегодня совсем ничего не ешь. Я звала на ужин раз десять. Ты не слышал?
Женский голос. Мелодичный. Молодой.
Я отпрянула от стекла, но усилием воли заставила себя снова придвинуться ближе.
Мужчина замечает её присутствие и выпрямляется, но не оборачивается.
— Не хочу. Оставь меня в тишине, пожалуйста. Мне нужно сосредоточиться.
Звуки этого низкого спокойного голоса вызывают мурашки у меня на спине.
Да, я знаю, что это может быть кто-то другой. Я даже не вижу лица этого человека. Но почему всё во мне уже узнало его, и теперь душа отчаянно рвётся туда, за стекло, где мне нет и не может быть места? В его жизни без меня. Потому что мне совершенно точно очевидно, что если это — Кай, то девушка может быть только…
Ею.
Гердой.
— Опять просиживаешь за своими дурацкими рисунками. Сколько можно? — в голосе девушки явно слышится раздражение. — Ты в последнее время совсем не уделяешь мне внимания.
Стук каблуков по доскам пола.
Я сжимаю пальцы в кулаки так, что ногти больно впиваются в кожу.
Длинные распущенные волосы девушки крупными локонами падают до тонкой талии. Она высокая, стройная, черты лица словно сошли с картины какого-нибудь мастера, рисовавшего ангелов. Платье совсем простое, тёмно-зелёное, какое носят многие горожанки… но цвет волос у неё удивительный. Расплавленное золото. На нём ярко пляшут блики свечного пламени. Настоящее сокровище
Невозможно не влюбиться в такую девушку.
— Давай я тебя отвлеку от твоей ерунды, — в её голосе появляются мурлыкающие нотки.
Она подходит к Каю… моему Каю! И обнимает его сзади за шею. Низко склонившись, так, что пышные золотые локоны падают ему на плечо. И целует куда-то в висок своими ярко-алыми губами. Таким интимным и собственническим поцелуем, каким, я уверена, никогда не целуют друзей.
…Может, и лучше мне стать ледяной статуей?
Вряд ли ледяные статуи способны испытывать такую боль.
Они же не могут меня увидеть? Магия надёжно защищает.
Я подаюсь ещё ближе, почти касаясь стекла, и продолжаю длить эту пытку. Зачем-то жадно ловлю каждую мелочь, каждую деталь — в надежде, что мне показалось… Губы девушки смещаются ниже, она мягко и вкрадчиво, как кошка, ластится к мужчине, касается щеки…
— Герда, хватит! Я же сказал. Я сегодня не в настроении.
Он убирает её руки с шеи.
А потом поднимается с места.
У меня захватывает дух от того, какой же он вырос здоровенный. Маленькая комната кажется еще меньше, а голова, наверное, почти подпирает потолок.
Девушка надувает губы и отворачивается. Её большие голубые глаза под изящным изломом бровей мечут молнии. Она обводит комнату взглядом… на мгновение задержавшись на оконном стекле. Я замираю в панике, словно мышь под метлой, боясь, что она меня заметит… но разумеется, магия надёжно хранит моё присутствие в тайне.
— Если проголодаешься, котелок с кашей накрыт полотенцем.
Оглушительно хлопает дверь.
Кай тяжело вздыхает.
Я увидела все, что хотела. Я знаю, что он вырос, и вырос таким, что у меня замирает сердце от одного взгляда на него. Но ещё я знаю теперь, что он не свободен. Моё место рядом с ним заняла та, к которой моё детское сердце стало ревновать его сразу, как только услышало имя.
Герда.
Я не могу и
