После развода. Бумеранг судьбы (СИ) - Ада Гранатова
Собирался вернуться в Россию, попробовать ещё раз. Преследовать ее, добиваться и не давать покоя, пока не получу согласие на то, чтобы попробовать. Помешала болезнь отца.
А потом и вовсе я потерял надежду на то, что когда-нибудь мы с Олей станем счастливой парой.
Во французской медицине царит комплексный подход, им недостаточно просто лечить рак, им ещё нужно выяснить причину: из-за чего все началось.
Когда я первый раз услышал о том, что у отца выявили синдром Ли-Фраумени, никак не мог понять, зачем врач мне так долго об этом рассказывает. Как это мне поможет? Отец все равно умирает.
Так и спросил его, как сейчас помню:
– Что это дает?
– Вам тоже нужно сдать анализ, – ответил врач.
– Зачем? Я совершенно здоров.
– Этот синдром – редкий вариант наследственной онкопатологии. Может быть, сейчас у вас нет рака, но, если выявится, значит, у вас тоже предрасположенностью к таким болезням.
Даже тогда я ничего не понял и совершенно не переживал. Для страховки во Франции я проходил обследование раз год, в своём здоровье был уверен на сто процентов. Считал это ошибкой. Причины рака неизвестны, все, что угодно, могло сыграть свою роль. Тем он и страшен…
Но мой генетический анализ показал поломку генов. Врач был прав: наследственная предрасположенность. Синдром Ли-Фраумени выявлен и у меня.
Я махнул рукой и даже тогда несильно расстроился. Прочитал кое-что в интернете. Если вести здоровый образ жизни, могу никогда и не заболеть раком. А если заболею…Выявят рак на ранней стадии, не запущу, как отец, все будет хорошо.
Я дошёл до врача только после похорон отца и то по настоянию матери. Она очень переживала за мое здоровье и не хотела «потерять ещё и меня». Я тогда был итак не в лучшем эмоциональном состоянии, а то, что услышал на приеме у генетика, повергло меня в ещё больший шок.
Вероятность развития рака у меня к пятидесяти годам – 68%. Не приговор. Если следить за здоровьем, регулярно обследоваться, снижать риски… Жить будет можно.
Шокировало меня совсем другое. То, о чем я почему-то даже не задумывался до того момента.
– Вам нужно сделать вазэктомию, – порекомендовал доктор.
– Зачем?
– Синдром наследуется по доминантному признаку. Вы точно передадите его своим детям. Вам повезло, что у вас не развился рак в детстве, вообще, я скажу честно, с таким синдромом рак у детей встречается очень часто. Это риск. И неоправданный. Но решать, конечно, вам.
Это было, как удар молнией в сердце. Разом все вспомнилось и, наконец, дошло, как ужасно я влип. Из-за одного какого-то чертового поломанного гена.
После врача мне надо было с кем-то поделиться, пришлось все рассказать маме. И я до сих пор об этом жалею. Мне кажется, слез было пролито больше, чем на похоронах отца.
– Это точно не лечится?
– Точно.
– И я никогда не понянчу внуков?
– Ну, получается, нет.
– Теперь я понимаю, почему нашу семью преследуют несчастья… Почему Паша умер, – всхлипывала в ответ моя мама.
Я первый раз слышал это имя.
– Кто такой Паша? – спросил, заметно напрягшись.
В тот день я узнал не только о своём диагнозе, но и о том, что, оказывается, у меня был старший брат, не проживший и года.
Что подтверждало слова врача. Детей мне лучше не заводить, если я не хочу для них такой же участи…
Долго думал, что же делать. Да разве был у меня выход? Вспомнил и всю родословную отца. Понял, что ведь и он единственный из четырёх братьев, доживший до зрелого возраста. Тогда причину никто не понимал. А теперь я знаю.
И, пожалуй, на мне этот ген и остановится. Принял решение и сделал вазэктомию, чтобы даже случайно не получилось. Хватит. Ужасно, когда болеют взрослые, а когда дети… и говорить не хочется.
Обычно эту операцию делают только тем, кто старше тридцати пяти и у кого не меньше двоих детей. Но мне сделали без каких-либо проблем. По заключению генетика.
Разве после этого мог я думать об Оле? Зачем я ей такой нужен? Она нормальный человек, конечно, хочет детей, семью. Я и сам всегда считал, что семья без детей ненастоящая и не может быть счастливой.
Приказал себе не думать о ней. Но, как ни странно, заставляла меня вспоминать об Оле Лера, которая раз в три месяца приезжала во Францию. То заговорит о ее передаче, то вспомнит что-то смешное, связанное с ней…
Смотрел на Веронику и даже завидовал Лере. Ну, и пусть, что рак. Лечится же, идёт на поправку… А самое главное, они с Киром сдали анализ на поломку генов, и ретинобластома Вероники оказалась случайной генетической ошибкой. Им можно было рожать других детей, здоровых… И они родили.
А мне нельзя. Невозможно теперь.
Все равно я поддавался слабости. Раз в год. Приезжал на встречу выпускников в надежде хоть издалека посмотреть на то, какой Оля стала. Хоть полчаса поговорить с ней, как раньше, по-дружески.
Я не хотел и не собирался никаких отношений с ней строить. Хотя, это было то, о чем я долго мечтал. Но разве можно бороться со своим сердцем?
Настоящий закон подлости. Именно сейчас я ей нравлюсь, она готова на отношения, а я не могу с ней так поступить.
До нашего поцелуя я ещё надеялся, что все не зайдёт так далеко. Целовал ее и думал: наконец-то, я ее получил, теперь она моя. И в то же время меня разрывало изнутри: отпусти ее. Не трожь! Ей нужен нормальный муж, дети, а не такой, как я. Бракованный.
Но после всего, что между нами произошло за последнюю неделю. (Самую счастливую неделю моей жизни и до, и после, всегда, чтобы ни произошло). У меня не осталось сил, чтобы от неё отказаться самостоятельно. Это невозможно. Кажется, если меня привязать к дереву цепями, я их все равно вырву и пойду к ней.
Но если Оля не примет и не захочет… Я попытаюсь снова ее забыть. Хотя, наперёд знаю, что не получится. Не получалось и раньше, а теперь точно знаю: это дело безнадёжное.
***
– Что ты хочешь мне рассказать? – спрашивает Оля и кладёт свою ладонь на мою. Смотрю в ее глаза, не могу выдавить из себя ни слова.
Если я скажу ей правду, конечно, она
