Черный Спутник - Елена Леонидовна Ермолович
– Мора, ты в силах отличить мальчика от девочки? – насмешливо сощурил ресницы Рене. – Для этого ведь не нужно быть таким старым, как я.
Мора припомнил кудри, косу, студенческий мундирчик, опасно обтянувший стратегически важные места, и предположил:
– Юный письмоносец и есть госпожа Мегид?
– А я о чём? – Рене опустился в кресло и закинул ногу на ногу. – Пока она переоденется и причешется, я успею здесь поспать.
Рене полузакрыл глаза и сделал мечтательное лицо. За ночь краска в углах его глаз потрескалась, и морщины обозначились особенно явственно. И Мора подумал, что и с его собственным лицом, наверное, всё уже не так хорошо, как хотелось бы. Он кончиками пальцев дотронулся до носа, проверил, прочно ли тот сидит, успокоился и принялся бродить по прихожей.
– И прекрати уже уязвлять меня этими мальчиками, – сказал вдруг Рене, не открывая глаз. – У меня за всю жизнь ни разу не было с мальчиком. Никогда!
– Но вы же… – растерялся Мора.
– Да, сынок, я то самое ваше арестантское обидное слово. Но дети – нет, я никогда не зарился на мальчишек. Наверное, оттого, что брат мой всегда был ими одержим, почти до безумия.
– Я понял вас, папи.
Мора повернулся, посмотрел на Рене, на его безмятежное лицо в тени опущенных ресниц. Вспомнил прежние рассказы Рене и его разницу в возрасте с покойным братом – десять лет, и решил, что не станет больше дразнить Рене мальчиками, как бы ни провоцировали обстоятельства.
Мора обошёл прихожую кругом, рассмотрел муляжи рыцарей – мечи у них были, кажется, самые настоящие, затем окинул взглядом гобелен. От времени гобелен выцвел и пропитался пылью. Сюжет был – псовая охота, и кое – кто из охотников лицом походил на собственных собак, или же на слугу Кристофа. Мору почти осенила смелая догадка, но тут на галерее зашуршало шёлковое платье, и знакомый звонкий голос произнёс:
– Извините, что заставила вас ждать, господа.
Рене поднялся из кресла – в его движениях уже не стало прежней грации, и колени он выпрямил с явным усилием, прикусив губу от боли.
По лестнице спускалась к ним девушка в платье цвета пыльной розы, кудрявая и румяная – щеки её были пунцовыми, даже несмотря на пудру. И Мора без труда узнал в ней давешнего почтальонишку.
– Простите меня за недавний нелепый маскарад, – смущённо проговорила юная дама. – Испуг и нерешительность не позволили мне сразу открыться. Сожалею, что вам, уставшим с дороги, пришлось ждать, пока я приведу себя в порядок. Перед вами Аделаиса Мегид, дочь хозяев этого дома.
Мора теперь уже с полным на это правом приложился к ручке румяной Аделаисы. Рене склонил голову к плечу, тонко улыбнулся и спросил осторожно:
– Шевалье Арман Жозеф Мот Десэ-Мегид – не приходится ли он роднёй вашей милости?
Девушка с каким-то священным ужасом посмотрела на беззаботного Рене.
– Вы знакомы?
– Что вы, нет, – отвечал Рене, продолжая светло улыбаться. – Я всего лишь слыхал о нём от друга. Шевалье был легендой, в одно время, в определённых кругах, легендой, кумиром, медным змием, воздвигнутым в пустыне. Но, увы, я всё-таки не столь стар, чтобы знать его лично.
– Да, я в родстве с шевалье. И прежде не знала, что есть господа, для кого он – кумир. Он ведь… – Девушка не договорила, и внимательно, со страхом и любопытством, поглядела на собеседника, весёлого аккуратного старичка, изящного и красивого, как фарфоровая игрушка. – Ваши друзья затейники, герр Шкленарж.
– Для вас, фройляйн Мегид – просто Рене.
В прихожую вдвинулся носатый Кристоф и молча таращился, Аделаиса Мегид спросила его:
– Комната для господ готова?
Кристоф истово кивнул.
– Мы не обременим вас, – напомнил о себе Мора. – Как только лошади отдохнут, мы продолжим свой путь – до ближайшей гостиницы.
– Господь с вами! – воскликнула румяная Аделаиса, не сводя глаз с Рене. – Оставайтесь столько, сколько вам потребуется! Здесь смертельная скука, на этом острове Авалонис, даже в карты не с кем сыграть.
Аделаиса сжала руки в замок просящим и очень детским движением, и Мора увидел в ней того недавнего мальчишку, и подумал, что Аделаиса совсем ещё юная барышня.
– Мы с отцом невезучие игроки, – признался Мора. – Но для нас обоих будет честью составить вам партию, фройляйн Мегид.
– Нам стоит составить партию ближе к вечеру, когда вы наберётесь сил, – ответила Аделаиса, переводя взгляд на Рене, того перетряхивал озноб, и руки дрожали – от усталости и от давних дурных пристрастий, – Кристоф проводит вас в вашу комнату, вы сможете отдохнуть с дороги. И он подаст завтрак в ваши покои.
– Мы безгранично благодарны вам за гостеприимство, – поклонился Мора.
– Я должна всё-таки разобрать свою почту, извините меня…
Аделаиса сделала неловкий, совсем школьный книксен и розовым вихрем вознеслась наверх.
Безмолвный Кристоф выступил из угла и приготовился проводить гостей в их апартаменты.
Апартаменты соответствовали более чем полностью стилю дома Мегид – гобелены с охотниками, высокое зеркало, китайские ширмы и две кровати под балдахинами – по разным углам. Рене обрадовался кроватям, как родным.
– Наконец – то мы с тобою прекратим жить во грехе… – Мора тут же разозлился, он не одобрял шуток подобного сорта, а Рене как ни в чем не бывало сунул нос за ширму. – Как я и думал, горшок и таз. Как же мне надоели за мою долгую жизнь эти тазы – и в зимних дворцах тазы, независимо от пола монарха, и в летних – тоже тазы, и в путевых дворцах – те же самые тазы, и то надо выпрашивать…
– А в ссылке что у вас было – корыто?
– Лохань и растопленный снег… – Рене звездой упал на одну из кроватей. – Набираешь снег в лохань и ждёшь – сначала, когда растает, потом – когда нагреется. Главное, кошачьего дерьма со снегом не зачерпнуть.
На пороге возник счастливый Лёвка с чемоданами.
– Что, папи, опять сил у вас нет?
– Прекращай звать меня так, – приподнялся Рене на локте, – как будто я римский понтифик.
– Лёвка, тебя-то хоть покормили? – спросил Мора.
– Носатый гуся жарит, – бросил Лёвка чемоданы и устремился к двери, – пойду караулить. Мне псоглавец уже и койку мою показал – сейчас поедим и баиньки.
– Псоглавец? – переспросил Мора.
– А то. Он со своей Флоркой – как брат с сестрой, вы что, не видите? И уши…
Лёвка собрался было продолжить и даже жестом показать уши, но в дверях столкнулся с Кристофом, смутился и молча вышел. Кристоф внёс в комнату поднос с тарелками, накрытыми серебряными куполами, молча поклонился и тоже вышел.
