Всем женщинам нравится это - Эрли Моури
Я как задницей чувствовал, что Карась сделает сейчас большую глупость. Об этом недвусмысленно намекал камень в его руке, увесистый, размером с крупное яблоко. И остановить его я не мог. Не в перепалку же с ним вступать в столь непростой ситуации! Я очень хотел закончить первое знакомство с гномами миром, быть может какими-то взаимополезными отношениями, правда при этом я не представлял, что мы им можем дать кроме рассказа о нашем родном мире и демонстрации немногих диковинных вещиц.
Низкорослый бородач сделал еще пару шагов и, ухватив левой рукой ветвь, отогнул ее в сторону.
— Наилсис! — приветствовал я его, улыбаясь широко и добродушно.
— Наилсис! — подтвердил Глеб и метнул камень.
Вот не думал, что Карась такой ловкий в метании камней! Ловкий, сука, быстрый и меткий! Камень угодил гному точно в лоб. У бедолаги-карлика аж голова дернулась резко назад. Темные с синевой глазищи пошли навыкат. Он охнул, роняя топорик, пошатываясь, попятился назад. Жуткое изумление на его лице сменилось ужасом. Гном, с хриплым криком: «Адархи! Адархи!» — бросился бежать.
Я не слышал, что он сказал своим приятелям. Уловил лишь первоначальные его слова: «Адархи! Большие, белые, много!». Услышав его, трое других тоже бросились удирать. Хотя у их ноги походили на обрубки или вовсе пеньки, а не нормальные ноги, бежали гномы с удивительной расторопностью.
— Ну, и слава Ланите! — возликовал Карась и поспешил поднять топорик. — Шуруп, ты хоть понимаешь? Вроде мелочь, но как же приятно! Жизнь должна складываться хотя бы из маленьких побед! И ты сейчас стал свидетелем одной из них! Прекраснейшая из богинь на нашей стороне! — он с триумфом поднял трофей, блеснувший на солнце синевато-серебристой сталью или каким-то неведомым мне металлом.
— Глеб, извини, но ты идиот! А что было бы, если б они не испугались⁈ — вопросил я, поглядывая в сторону, куда удалились гномы. — Давай договоримся, что мы не будем провоцировать ни гномов, ни судьбу. Хотя бы первое время, пока не разберемся, что к чему в этом мире!
— Спокойно, большой белый адарх! Все вышло более чем удачно! Я всего лишь сработал на опережение. Думаешь было бы лучше, если бы не я, а он метнул свой томагавк? Таким вполне можно раскроить череп. А штуковина интересная, — разглядывая трофей, Карасев вышел из зарослей на поляну, повернул топорик другой стороной, проводя пальцем по рельефному орнаменту. — Тут и написано что-то… О, Герх…
— Ну-ка дай! — я ловко выхватил гномью штуковину из руки Карасева.
Да, эту вещь вполне можно было назвать топориком. Обух у него был массивнее привычного нам, а лезвие не таким широким, но в целом эта вещица вполне могла выполнять роль и молотка, и небольшого топора, даже небольшой кирки, если ее держать под советующим наклоном. Весил топорик пару килограмм. По лезвию и обуху шел витиеватый орнамент, и по его краю можно было прочитать: «О, Герех! Пусть растет сила твоя с каждым ударом!».
— Не наглей, — Глеб не дал мне рассмотреть трофей внимательнее — забрал его и спросил. — Смог прочитать?
— Смог. Герех — это чье-то имя. Слова похожи на какое-то заклятие. Быть может, они в самом деле имеют силу. Я уже начинаю тихо верить в небылицы. Знаешь, в чем странность? Гном назвал нас адархами, — я не сводил глаз с дальнего края поляны, опасаясь, что коротыши побороли первоначальный страх и вернуться за топориком, возможно, и за нашими головами.
— Да, причем не просто адархами, а огромными, белыми адархами. Я одного не догоняю: почему-то он решил, что нас много. Двое, разве это много? Может эти слова относились не к нам? — Карасев попытался пристроить топорик себе за ремень.
— Не знаю. Думаю, что к нам. А много… Ну ему могло всякое привидится после такого удара камнем по башке. Не гуманно это, Карась. Еще раз прошу: давай не будем нарываться на проблемы без веских на то причин, — настоятельно произнес я. Увы, на Карася иногда такое находит: сначала делает, потом думает. Несколько раз ввязывались с ним в драку в баре практически на пустом месте.
— Вот что странно: я почему-то точно знаю, что Герех — гномье имя, но не знаю, что такое адарх, — продолжил я, незадолго прикрыв глаза и как бы исследуя содержимое своей черепной коробки, пытаясь разобраться, что в ней так поменялось после того, как я расстался с родным миром. — Совсем непонятно, как это неожиданное знание чужого языка работает, — добавил я. — Оно какое-то избирательное. А ты знаешь, что такое адарх?
— Нет. Но абсолютно уверен, что он именно нас назвал этим словом, — ослабив ремень, Карась все-таки пристроил топорик. Щурясь от солнечного света, покосился на статую Ланиты и сказал: — Есть такая у меня версия: здесь имеется что-то вроде энергоинформационного поля. Магического поля, черт его дери. Наши мозги в состоянии считывать с него нужную информацию, но не всю, а как-то избирательно. Поэтому мы как бы язык и письменность аборигенов воспринимаем, но при этом в наших знаниях полно белых пятен. Иногда не пятен, а огромных белоснежных пустошей. Ведь при том, что мы отчасти знаем их язык, мы нихрена не знаем об этом мире! Нонсенс, блять! Вникаешь, Шуруп? Это охренительный нонсенс!
— Да, огромная странность. И объяснение твое мутное, но за неимением лучшего возьмем его за основу. При этом остается совершенно непонятно, откуда у нас навыки произношения слов, которых мы никогда в жизни не говорили. Ведь без соответствующей практики даже одно слово на неведомом языке не всегда можно выговорить. Ладно, загадок так много, что очень быстро можно сломать мозги, а они нам очень нужны. Нужны для выживания. Пока самое разумное, просто принимать этот мир как он есть, и не перегружать себя вопросами, ответа на который мы не видим. Рискнем пойти той тропой или вернемся к лодке? — спросил я, осознавая, что дорожка, о которой говорил Глеб, ведет в том же направлении, куда бежали гномы.
— Конечно идем. Полагаю сейчас немного за полдень, — оценил Карасев, поглядывая на солнце над головой и наши короткие тени. — Время достаточно, чтобы оглядеть окрестности и подыскать
