Архитектор душ - Александр Вольт

Мы молча спустились вниз. Я открыл багажник и без труда погрузил ее вещи внутрь. Захлопнув крышку, я сел за руль и, посмотрев в зеркало заднего вида на Алису, спросил:

— Теперь твоя очередь. Куда ехать?

— Дай телефон, — сказала Алиса и протянула руку. Я без задних мыслей передал ей свой смартфон.

— Э-э-э… пароль? — спросила она, повертев его в руках.

— Один-два-три-четыре, — сказал я. — Могла бы и догадаться.

В зеркале заднего вида я заметил, как Алиса удивленно изогнула бровь.

— Один-два-три-четыре? — подала голос Лидия с переднего сиденья. Она посмотрела на меня так, словно действительно считала, что я издеваюсь. — Ты серьезно? Ничего оригинальнее не придумал?

— Не было времени на размышления. Так что? — спросил я снова у Алисы. — Куда нам, сударыня?

Алиса быстро вбила в навигатор адрес: «Верхняя Верфенская, 7». Мы выехали из аристократического квартала и направились в другую часть города. Насколько я понял из памяти Громова, это был старый купеческий район — место, где жили люди, добившиеся всего своим трудом. Здесь не было показного лоска и гербов на воротах, но добротные двухэтажные особняки из красного кирпича, окруженные ухоженными садами, говорили о достатке и успехе их владельцев. Это были дома тех, кто поднялся из низов, пробившись наверх своим потом и кровью.

Мы остановились у одного из таких домов. Он был одноэтажным, но большим и основательным. Въезд во двор преграждали высокие кованые ворота, тронутые ржавчиной. Алиса выскочила из машины, достала из кармана связку ключей и, вставив один из них в массивный навесной замок, с лязгом открыла его. Я медленно заехал во двор и заглушил двигатель у крыльца.

Внутри произошло примерно то же, что и у Лидии, но без слез и сантиментов. Алиса не стала ни на что смотреть. Она просто прошла по комнатам, быстро и деловито собирая вещи в большую спортивную сумку. Одежда, какие-то личные мелочи. Никаких фотографий, никаких памятных безделушек. Она действовала как человек, который просто забирает свое имущество со склада.

Я же отметил про себя, что, несмотря на размеры, дом был пуст. В гостиной остался только старый диван и пустые полки книжного шкафа. В углах виднелись более светлые пятна на обоях там, где когда-то висели картины. Судя по всему, отец Алисы, погрязнув в долгах, продавал из дома все что только мог. А может, и кредиторы помогли вынести. Спрашивать у девушки я не собирался. Она только-только успокоилась и стала походить на адекватного человека. Незачем бередить раны.

Вытащив из комнаты большую спортивную сумку, Алиса вышла в коридор, уже переодевшись в удобные джинсы и футболку.

— Я все. Можем ехать, — сказала она, закинув сумку на плечо.

Мы вышли из дома. Алиса повернула ключ в замке, потом мы погрузили ее вещи в багажник. Выехав со двора, она снова вышла, чтобы повесить и закрыть навесной замок на воротах.

— Так, — сказал я, когда она вернулась в машину. — Теперь в магазин?

— Громов, скажи мне, — подала голос Лидия, когда я стал сдавать назад и выруливать на дорогу. — Почему мы ведем себя как семья, что собирается в путешествие?

Я пожал плечами.

— Понятия не имею, откуда у тебя такие ассоциации. Но, мне казалось, мы уже сделали вывод, что нам надо пока угомониться и разобраться с этой ситуацией.

— И когда ты планируешь ей заниматься?

— Я уже этим занимаюсь. И у меня есть некоторый прогресс.

Она нахмурилась.

— Просто это все…

— Что?

— Странно, — закончила она после небольшой паузы, отвернувшись к окну.

Я не слышал в ее голосе ни раздражения, ни недовольства. Только глухое непонимание, словно Лидия внутри себя сломалась и перестала осознавать происходящее. И ее можно было понять. Нельзя адекватно воспринимать ситуацию, когда один подонок, по твоему мнению, доводит твоего жениха до смерти, а затем ты, как ни в чем не бывало собираешь вещи и переезжаешь к нему в дом. Если это не абсурд, то я даже не знаю, как подобное называть.

Ее слова повисли в тишине салона. Странно. Да, это было самое подходящее слово для всего происходящего. И пока Лидия искала логику в наших поступках, я думал о другом.

Я уже этим занимаюсь. Но чем именно? Я пытаюсь разобраться с психеей, с ее возможностями, с тем, как она работает.

Надо найти в тех талмудах информацию про саму привязку, что держит нас вместе. А я, листая книгу, не видел ни одной главы, ни одного абзаца, посвященного подобным ритуалам. Или я просто не понял из-за недостаточного знания языка?

За этими мыслями мы подъехали к огромному зданию гипермаркета.

Яркий свет, запах свежей выпечки, смешанный с ароматом бытовой химии, и толпы людей. Вот словно вернулся в свой мир. Я взял на входе большую тележку, и мы погрузились в лабиринты стеллажей.

Сначала направились в отдел бытовой химии. Девушки, словно на время забыв о своих разногласиях, действовали как слаженная команда. Они шепотом обсуждали марки шампуней, выбирали зубные щетки, пасту, стиральный порошок. Их движения были настолько естественными, что на мгновение я увидел перед собой двух обычных женщин, занятых рутинными покупками.

На мгновение я даже удивился, что Лидия разбирается в подобных вещах, но затем осознал, что эта мысль имела бы место, если бы она продолжала жить у отца под крылышком, где были, наверное, прачки, горничные и прочие наемные рабочие по дому.

А она, как я глянул в квартире, жила сама. А значит и следила за всем сама.

Затем я повел их в продуктовый. Я методично выбирал то, что считал нужным: большой кусок говядины для ужина, несколько куриных грудок, картошку, лук, морковь, немного сыра, хлеб, масло. Ничего лишнего. Просто еда, чтобы прожить следующие несколько дней.

Наконец, когда тележка была заполнена доверху, мы направились к кассам. Уставшая женщина в форменной жилетке без всякого интереса принялась пробивать наши покупки. Пик-пик-пик. На экране росла сумма. Когда последний пакет с картошкой лег на ленту, она огласила вердикт:

— С вас две тысячи триста сорок рублей.

Я полез во внутренний карман пиджака за бумажником и замер. Погодите, они, что, даже не планируют со мной делить все покупки?

Я медленно повернулся к девушкам, вопросительно подняв брови. Они обе смотрели на меня с таким же немым вопросом. На их лицах читалось кристально чистое: «Ты мужчина. Ты главный. Ты платишь».

Тишина затянулась.