Индульгенция 5. Без права на ненависть - Тимур Машуков
Вокруг — его род. Стая. Отец Димы, дядья, тетки, двоюродные братья и сестры, чьи дети или внуки лежали сейчас кусками мяса и льда на площади Академии. Они не рычали. Не рвали одежду. Но воздух в кабинете вибрировал от едва сдерживаемого звериного бешенства. Каждый нерв был натянут струной. Каждое дыхание — короткий, хриплый выдох хищника перед прыжком. Тишина была страшнее крика.
— Моего сына… — голос отца Дмитрия, Анатолия, был хриплым шепотом, но он резал тишину, как коготь. — … Он… Он его… Стер. В Навь. Как грязь. Без чести. Без боя!
— Не его одного! — вскрикнула женщина в углу, заламывая руки. Ее пальцы уже наполовину превратились в когти, рвущие бархат платья. — Всех! Моих близнецов… Охотников! Он их… Он их разорвал! Как тряпки!
— Раздоров… — имя Видара прозвучало из уст Виктора Андреевича, как проклятие, смешанное с ядом. Бокал в его руке наконец не выдержал давления и лопнул. Кроваво-красное вино, смешавшись с кровью и осколками хрусталя, брызнуло на дубовую столешницу. Он даже не вздрогнул. — Щенок! Мерзкий выродок! Серый… Он посмел… Посмел поднять руку на нашу кровь!
Светящиеся золотом глаза впились в каждого присутствующего. В них не было вопроса. Был приказ. Древний, как сами горы, как первобытный закон стаи. Кровь за кровь. Полная месть. Без пощады. Уничтожить не только щенка-убийцу. Весь его род. Стереть с лица земли. Выжечь корни.
— Война, — прорычал Виктор Андреевич. Слово упало, как камень в бездонный колодец тишины, и породило волну.
— Война! — эхом пронеслось по кабинету.
— Разорвать их!!!
— Выгрызть сердце старому Раздорову!..
— Их дом… их земли… пусть зарастут чертополохом, выросшим из пепла!
Споры? Были. Недолгие, всего минут десять. Осторожные голоса — очень немногие — пытались вставить слово о силе Раздоровых, о их союзниках, о том, что Империя может не одобрить… Их заглушили яростным рыком. Остатки разума были сожраны горем и ненавистью. Оборотневы не были изощренными политиками. Они были стаей, которая потеряла детенышей.
— Отправляйте, — приказал Виктор Андреевич своему юристу, дрожащему человеку в очках, прижавшемуся к стене. — Официальный запрос в Имперскую Канцелярию. О признании состояния войны между Домом Оборотневых и Домом Раздоровых. Основание… — он оскалился, обнажив уже не совсем человеческие клыки. — … Убийство наследников и членов рода подлым колдовством. Требуем права Кровной Мести по Старому Кодексу.
Юрист закивал, засуетился, его пальцы запорхали по виртуальной клавиатуре. Атмосфера накалялась. Казалось, вот-вот рухнет человеческий облик, и кабинет заполнится взбешенными волкодавами.
Запрос ушел по быстрому магическому каналу — светящаяся печать Оборотневых вспыхнула и исчезла в воздухе.
Ожидание ответа длилось мучительно долго. Минут тридцать. Виктор Андреевич нетерпеливо метался по кабинету, как тигр в клетке, каждый его шаг заставлял дребезжать хрусталь в витринах.
И вот — ответ.
Серебристый свет вспыхнул над столом, материализовав долгожданный свиток с Имперской Печатью — двуглавым орлом, сжимающим меч и молнии. Виктор Андреевич сорвал печать, развернул пергамент. Его глаза пробежали по лаконичным строкам.
Желтый огонь в его глазах вспыхнул ярче. Уголки губ поднялись в зверином, лишенном всякой радости оскале.
— Одобрили, — прошипел он. Тяжелое, горячее дыхание вырвалось из его груди. — Состояние войны признано. Право Кровной Мести подтверждено. По всем правилам.
В кабинете взорвалось рычание торжества и ненависти. Оно не нуждалось в словах.
Виктор Андреевич схватил магический коммуникатор — тяжелый, из черного камня, в виде волчьей головы. Он набрал номер. Знакомый. Очень знакомый.
Трубку подняли почти мгновенно.
— Григорий Васильевич, — голос Виктора был низким, насыщенным дикой ненавистью, каждое слово — как удар когтями по металлу. — Поздравляю. Твое отродье только что подписало смертный приговор всему твоему жалкому роду.
Пауза. В эфире слышалось лишь ровное, чуть насмешливое дыхание с той стороны.
— Мы только что получили санкцию Империи, — продолжал Оборотнев, не сдерживая рычания. — Война. Официальная. Кровная. До последнего Раздорова. До последнего камня в фундаменте вашей вонючей усадьбы! Мы сотрем вас! Я…
Голос с той стороны перебил его. Спокойный. Ледяной. Насмешливый до мозга костей. Голос Григория Васильевича Раздорова.
— Головка от буя. Успокойся, Витенька, — прозвучало в коммуникаторе, и желтые глаза графа Оборотнева сузились до щелочек от бешенства. — А то твоя собачья морда вот-вот лопнет от напряжения. Дыши глубже. Полезно. Особенно перед… концом.
— ТВОЙ ВЫРОДОК УБИЛ НАШИХ ДЕТЕЙ! — взревел Виктор Андреевич, человеческий облик поплыл, по лицу пошла рябь, показалась шерсть.
— Знаю, знаю, — раздалось в ответ, и в голосе Григория Васильевича явственно слышалось… веселье. — Видарушка написал. Детально. Очень… живописно. Горжусь парнем. Настоящий Раздоров. Чистокровный. Приголубил бешеных собак, но малость перестарался. Впрочем, так и надо. Стая напала на одного — и сдохла. Какой позор!!! Измельчал род Оборотневых, совсем измельчал.
— ТЫ… ТЫ СМЕЕШЬСЯ⁈ — рык оборотня потряс стены кабинета.
— Ну не плакать же мне? Конечно смеюсь, Витенька, — подтвердил Григорий Васильевич. — Над твоей жалкой стаей, которую мой щенок разобрал на запчасти. Над твоей истерикой. И особенно смешно будет… — голос внезапно стал холодным, как бездна Нави, — … когда твою седую, вонючую шкуру Видар приколотит к воротам твоего же поместья. В качестве трофея. Доброй ночи, «граф». Спокойной она не будет.
Щелчок. Связь прервалась.
Виктор Андреевич Оборотнев замер. Коммуникатор в его руке треснул, затем рассыпался в мелкую черную пыль. По кабинету прокатился волной низкий, нечеловеческий вой — вой вожака, потерявшего все и клянущегося реками крови.
Война была объявлена. И старые волки Оборотневы впервые услышали в ответ не страх, а ледяную насмешку. Что делало их ярость еще более слепой, еще более смертоносной.
И где-то в своем кабинете, Григорий Васильевич Раздоров, убирая коммуникатор, усмехнулся. Война? Отличная новость. Его Видар опять принес роду прибыль, пусть еще и не знает об этом. А пока надо Никифора позвать — все-таки им войну объявили. И, наверное, сосредоточиться, но никак не получалось. Потому что хотелось смеяться….
Глава 21
Глава 21
Часом ранее
Пока мы шли, я отправил отцу сообщение о конфликте. К нам уже неслась охрана академии и несколько преподавателей. Впрочем, предъявить мне они ничего не могли
