Вперед в прошлое 12 - Денис Ратманов
Новость меня порадовала, потому что я смогу собрать летом друзей в одном месте: и парней из Москвы, и Тима-толстяка, и Каюк пусть тусуется, социализируется. Можно ненадолго деда пригласить, чтобы провел мастер-класс. Кстати, надо ему сказать, что внучку выписали из больницы, но не здесь, чтобы мама не психовала.
В конце концов, день-два, и кто-нибудь ей донесет. Так что лучше, если это буду я.
— Ма, — крикнул я, не кладя трубку, — у Лялиной дочка родилась. Сегодня забрали из роддома.
— Знаю, что родилась, — не глядя на меня, равнодушно ответила мама.
— Лялина с отцом поссорилась. Они вместе уже не живут. Вроде как он ее толкнул, и она этого не простила. Кстати, ты с ним развелась, но выписала ли его?
— Нет. Он просил его не выписывать, — ответила она как робот. — Не волнуйся, он не тот человек, который придет туда, откуда гонят. Он — гордый.
— Буду надеяться…
Я смолк, услышав шум мотора, побежал туда, где окна не заклеены пленкой, но успел увидеть лишь габаритные огни. Отчим. На «Волге», а не на «КАМАЗе». Да странно как едет, в поворот войти не может. Что это с ним? Ему плохо?
— Василий приехал, — крикнул я, и мама забегала, накрывая на стол, засияла.
Я подтащил две объёмные сумки к выходу, и тут в квартиру ввалился отчим — в порванной кожанке, грязный, с подбитым глазом, расквашенным носом, и он него жутко разило перегаром.
— Что случилось? — спросил я, подобравшись.
Отчим привалился к стене, провел по лицу руками со сбитыми костяшками и выматерился. Потом сполз по стене, скрючился на корточках и, всхлипывая, проговорил:
— Нет у меня больше грузовика. Сука, сука, сука-а-а! — последнее он проревел на всю глотку.
Глава 17
Их время
За последнее время уже много раз я чувствовал себя привидением из американского фильма. Это привидение хочет докричаться, достучаться до окружающих, но никто его не слышит и не воспринимает. Сколько раз пытался донести до отчима, что напарник у него дрянь-человек, который его обязательно кинет, но слушать меня никто не хотел.
Что я, сопляк, понимаю в настоящей мужской дружбе?
Да побольше вас!
Естественно, я не стал напоминать отчиму о своих прогнозах. В таких ситуациях особенно опасно произносить: «Ну, я же говорил» — потому что человеку и без того вон, как хреново. Сидит, трясется, плачет, наверное.
Разувшись, я вернулся в кухню, потому что странно и страшно смотреть, как взрослый мужчина рыдает, будто мальчишка. Когда истерика пройдет, он не простит свидетелей своей слабости.
Мама, накладывающая отчему жаркое, посмотрела на меня странно.
— Ты чего вернулся? Поужинать хочешь? Так присаживайся!
Я покачал головой, кивнул на выход.
— Иди к нему. Ему плохо.
Мама выронила половник, поставила тарелку на стол:
— Я же говорила, что-то не так. Что с ним?
Я пожал плечами.
— Не говорит. Истерика у него, весь побитый…
Мама рванула в прихожую, донеслось ее бормотание, всхлипывания отчима. Я был уверен, что дело в напарнике, а не в бандитах, которые его ограбили. Потому что торговал-то он на «Волге», а там не те объемы продаж, чтобы на него охотиться, на мукомольном заводе караулить. Вот если бы он таким вернулся, когда работал по-серьезному, тогда бы я волновался, а так произошедшее — скорее закономерность, чем случайность.
Одно только обидно до скрежета зубовного: меня тоже кинули, ведь это я ремонтировал машину, колеса менял, около сотки вложил. Потому мне тоже было немного обидно, хотелось пойти к этому гнилушке и велеть отдать хотя бы сто тысяч… да нет, честную половину стоимости пусть выплачивает, падла! А не сможет, пусть сдохнет, как Андрюша. Как выяснилось, гнилушки не нужны мирозданию, они только вредят и приближают конец человечества.
Так на моих руках будет еще одна смерть. Пожалуй, я не готов. Но сто тысяч жаль, их можно было не менту вороватому подарить, а потратить на что-то более полезное, например, обустроить новое жилище. Накатила злость. Воображение принялось рисовать картины возмездия: от прокола колес до поджога облитого бензином грузовика. Я представлял, как он полыхает, и так сладко становилось!
Так тебе, гнида. Будешь знать, как людей кидать!
Было только одно «но» — напарник отчима, Лёха Пацюк — мент. Подозреваемый известен, и его не составит труда привлечь. А если доказательств не будет — сделают. Отомстить, конечно, можно, но нужно выждать момент, когда у мента появятся другие актуальные недоброжелатели, и поджечь грузовик или его машину. Причем его враги должны быть какой-нибудь гнусью, которую не жалко, например, бандюками или строптивыми наркоторговцами.
— Сука, — вслух сказал я, усаживаясь за кухонный стол.
Мне необходимо было знать подробности, потому я остался.
Из прихожей потянуло корвалолом и валерьянкой.
Или зря я остался? Отчим пьян, а он выключается в таком состоянии и ничего мне не расскажет. Спустя минут десять Василий перестал рыдать и что-то злобно забормотал, я различал только маты и «убью». Мама вскрикивала и начинала уговаривать, чтобы не убивал, его ж гарантированно посадят! А еще мама предлагала порчу на Леха навести с помощью Даромиры. Идея с порчей отчиму понравилась, и он немного успокоился.
Минут через пятнадцать он зашел на кухню, уже переодетый в чистое и с обработанными ссадинами на лице. Глянул на меня равнодушно, губы его дрогнули.
— Кинул все-таки Пацюк, — уронил он. — Ты с самого начала знал, видел, кто он, а я — дура-ак, ой, дурак! Но кто ж знал, шо он таким станет?
— Вы давно знакомы? — спросил я.
— Служили вместе. Душа в душу. Не разлей вода были. Сколько раз он меня выручал, ты бы знал! Один раз из тюрмы вытащил. Дрались мы район на район. Это не у моему сели. Це вже здесь. — Спохватившись, отчим перешел с суржика на русский: — Я ж из-за него сюда приехав. А сюда кого попало у Союзе не пускали. А я водителем был. Водители были нужны.
Помолчав немного, он продолжил:
— Попав, значит, у тюрму за драку. Челюсть парню сломав. Так Лёха меня вытащил! А могли бы посадить.
