Барин-Шабарин 9 (СИ) - Старый Денис
— На востоке солнце встает над Нуткой, — повторил Орлов, его голос был низким, ровным, но в нем чувствовалась усталость, не физическая, а глубинная, как у человека, несущего слишком тяжелую тайну. — Вы узнаете этот пароль? Знак того, что я не самозванец. Хотя, глядя на меня, в этом можно усомниться.
Он опустился в кресло и взял чашечку с кофе, и в его серых, холодных глазах Иволгин увидел что-то новое — не ученую сдержанность, не расчет, а отблеск пережитого.
— Я узнаю пароль, — сказал капитан.
— Шабарин… Алексей Петрович… он знал, что «Святой Марии» понадобится проводник там, где карты лгут, а компас сходит с ума. Где лед строит лабиринты, а течения затягивают в ловушки. Там, в проливах между морями Баффина и Бофорта… Это моя стихия. Мое проклятие…
Гидрограф сделал паузу, словно собираясь с силами, чтобы выговорить тяжелые слова. Иволгин молчал, не двигаясь, чувствуя, что этому человеку нужно выговориться.
— Меня вызвали в к нему поздно ночью, — начал Орлов, его взгляд снова уплыл в прошлое. — И не — в кабинет. В «Каменный Мешок». Подвал. Алексей Петрович сидел за дощатым столом, в шинели, ибо там не жарко… Я заметил, что лицо у него… изможденное, но глаза горят. Как у вас сейчас, Григорий Васильевич… Он сказал мне: «Викентий Ильич, мне нужен человек, который знает Арктику как свои пять пальцев, который пройдет там, где другие сядут на мель или умрут во льдах. Человек, которого не купят. Ведь вы — сын своего отца, который погиб не зря… Поедете?» — Гидрограф замолчал, сжав кулаки. — Мой отец… лейтенант-гидрограф Илья Викентьевич Орлов действительно погиб… Его судно раздавило льдами у Шпицбергена пятнадцать лет назад. Официально — несчастный случай, каких хватает в Арктике. Неофициально… Шабарин считает, и не без оснований, что там поработали английские «контрабандисты», не желавшие, чтобы Орлов-старший нанес на карту их тайные фарватеры. Отец был… помехой. Как я могу быть теперь стать для них.
Иволгин кивнул, понимающе. Семейная месть — сильный движитель.
— Куда я должен направиться? — спросил я у Шабарина. — «В Рейкьявик, — ответил тот. — Там вы подниметесь на борт русского судна „Святая Мария“. И проведете его через северные проливы к Клондайку. Это миссия для живых или для мертвых героев. Выбирайте, Викентий Ильич…».
— Почему же вы не поднялись на борт еще в Кронштадте? — спросил капитан.
Его собеседник усмехнулся коротко и безрадостно.
— Путь мой был… мягко говоря, извилистым… Ведь мы не зря встретились с Алексеем Петровичем в «Каменном Мешке», вы вероятно и не знаете, что это такое…
Иволгин пожал плечами.
— Я сидел под стражей, — продолжал Орлов. — Был арестован по подозрению в убийстве англичанина… Даже Шабарину удалось вытащить меня из «Мешка» не сразу… В общем, к отходу «Святой Марии» я не успел… А далее, под чужим именем, с паспортом датского коммивояжера отправился в Гельсингфорс. Оттуда на пароходике в Стокгольм. Шабарин предупредил: «Англичане имеют длинные щупальца. Их агенты рыщут по всем портам, ищут слабые звенья в цепочке нашей агентуры». В Стокгольме я застрял на неделю. Ждал контакта. Им оказалась… прачка из русской миссии. Передала билет на поезд до Копенгагена и конверт с деньгами. В Копенгагене… — Гидрограф поморщился, будто вспоминая что-то неприятное, — … сам воздух пропитан шпионажем. Чувствовалось. Я сменил две гостиницы. Вышел на связь с агентом Шабарина — пожилым владельцем табачной лавки, выходцем из Архангельска. Он нашел мне место на «Северной Чайке» — старой, вонючей рыболовецкой шхуне, шедшей к берегам Исландии за треской. Капитан, хмурый исландец с лицом, как у тролля, получил за меня круглую сумму и приказ — молчать и не задавать вопросов.
Орлов отхлебнул кофе. Его пальцы тонкие и сильные, слегка дрожали.
— Плавание было адским. Шторм в Скагерраке чуть не отправил нас на дно, но позже стало еще хуже. Когда мы подошли к Рейкьявику… — Он замолчал, его глаза остекленели. — Городок, как игрушечный. Домики с травяными крышами, туман, запах рыбы и сероводорода. Я сошел на берег, почувствовав облегчение. Осталось только найти «Святую Марию». Я шел по мокрой от дождя набережной, ища причал, где мог бы стоять на приколе трехмачтовый паровой барк… И тогда меня ударили. Сзади. По голове. Тупым. Тяжелым.
Гидрограф невольно провел рукой по затылку, под волосами.
— Очнулся я в вонючем переулке. Двое. Не исландцы. Один — коренастый, с лицом боксера, другой — тощий, с глазами крысы. Говорили по-английски, с акцентом… ливерпульским, кажется. «Где карты, русский? Где маршрут? Говори — и уйдешь живым». Они знали, кто я. Значит, следили еще с Копенгагена. Или с самого Стокгольма. — Орлов сжал кулаки. — Я молчал. Тогда крысолицый достал нож. Длинный, тонкий, как для потрошения рыбы. Сказал: «Начнем с пальцев, гидрограф. Посмотрим, как ты будешь чертить маршруты без них». Я рванулся… не к выходу. К коренастому. Ударил его в горло основанием ладони. Тот захрипел. Крысолицый вскрикнул, замахнулся ножом… и тут грянул выстрел. Стреляли стороны набережной.
Орлов сделал паузу, переводя дух. В каюте было слышно, как трещит лампа.
— Пуля просвистела рядом. Попала в стену над моей головой. Крысолицый дернулся. Я воспользовался моментом — выбил нож, рванул к выходу. Бежал, не разбирая дороги. Сзади — крики, еще один выстрел. Я почувствовал жгучую боль в руке… как удар раскаленным прутом. Упал. Думал — конец, но нет. Поднялся шум — крики на исландском, беготня. Мои «друзья» смылись. Меня подобрали рыбаки. Пуля прошла навылет, повезло. Исландский лекарь зашил, наложил повязку. Две недели я пролежал, скрываясь на чердаке у старухи-хозяйки таверны, куда меня притащили. А затем моя хозяйка сказала, что в бухте Rússneska skipið — русский корабль… И… вот я здесь…
Иволгин долго молчал. Потом встал, подошел к карте, висевшей на переборке. Его палец ткнул в извилистый, забитый льдами проход между Баффиновым морем и морем Бофорта.
— Так вот почему вы здесь, Викентий Ильич, — сказал он хрипло. — Не просто потому что знаете здешние проливы. Вы знаете и о тех, кто за нами устроил охоту… Верно? — Капитан встретился с глазами Орлова. — Кто они? Британцы?
Гидрограф усмехнулся горько.
— А вы как думаете, Григорий Васильевич? Щупальца какого спрута оплели земной шар? Какова бы ни была цель вашей экспедиции — Лондон хочет забрать себе все. Потому они и гонятся за вами. — Орлов встал, шагнул к карте, что висела над койкой капитана, немалая ее часть представляла белое пятно — в прямом и переносном смысле. — Вам повезло, я знаю лазейки. Знаю, где лед ломается приливом. Знаю, где течение может вынести на чистую воду. Знаю, где можно спрятаться. Отец… он учил меня не только картам. Он учил выживать. Мстить. Не хочу заранее обнадеживать, капитан, но убежден, что мы с вами проведем «Святую Марию». И пусть они только попробуют нас остановить.
* * *В этот момент дверь кабинета распахнулась. Молодой флигель-адъютант графа Орлова, бледный как полотно, влетел, не обращая внимания на чины:
— Ваше сиятельство! Срочно! Только что… на набережной Фонтанки… покушение на его императорское высочество великого князя Константина Николаевича! Бомба! Брошена в карету! Ранены лошади, кучер убит, охрана… Его высочество чудом жив! Отделался контузией и испугом!
Удара грома не было. Была лишь оглушительная тишина. Тишина, в которой звенел опрокинутый графин в моем кабинете, кричали дети Сиверса в огне, шипел фитиль бомбы под каретой брата царя. Граф Орлов медленно поднялся. Его лицо, еще секунду назад выражавшее нерешительность, стало каменным. Холодные глаза уставились на меня. В них уже не было сомнений. Был ужас. И понимание.
— Алексей Петрович, — его голос звучал хрипло, но твердо. — Ваше предложение… об этих… эскадронах. Оно чудовищно, но… — он задохнулся, глотая воздух. — Но, видимо, иного выхода нет. Готовьте план. Сегодня же. Я представлю его Государю. Лично. Только… ради Бога, полная секретность. Абсолютная.
