Проклятый Лекарь. Том 3 - Виктор Молотов
— Слушаю, — раздался на том конце холодный, безэмоциональный мужской голос.
— У нас проблема. Есть беглянка, — выпалил Морозов, его дыхание сбилось.
— Реши её, — голос на том конце был холоден как сталь скальпеля. Это был не совет. Это был приказ.
— Я не понимаю, что происходит! Моя ночная охрана не отвечает!
— Что с остальными? — вопрос был задан без малейшего изменения тона, словно речь шла о лабораторных образцах.
— Бегу проверять!
— Делай, что должен. Кавалерия уже выезжает.
Связь оборвалась. Короткие гудки прозвучали в сдавленном воздухе лестничной клетки как приговор. Морозов замер на мгновение, чувствуя, как по спине стекает струйка холодного пота. «Кавалерия»… Это означало, что ситуация вышла из-под его контроля. Окончательно.
Он практически скатился по последнему лестничному пролёту и оказался в техническом подвале. Не останавливаясь, его дорогие туфли скользили по бетонной пыли, пока он не достиг самого дальнего, заброшенного угла — кладовой, заставленной старым уборочным инвентарём.
С силой, рождённой паникой, он отшвырнул в сторону ржавый стеллаж со старыми вёдрами, который с грохотом упал на пол. Под ним виднелся тяжёлый чугунный люк.
Пальцы дрожали, когда он доставал из кармана старинный, массивный ключ. Он возился со сложным, проржавевшим замком, один раз ключ соскользнул. Выругавшись сквозь зубы, Морозов вставил его снова и с усилием повернул. Раздался глухой, тяжёлый щелчок.
Схватившись за кольцо, он с натугой поднял массивную крышку люка. Из темноты пахнуло холодом, плесенью и отчаянием, как всегда. Не колеблясь, он спустился по скользкой железной лестнице в абсолютную темноту.
Приземлившись на каменный пол, он прошёл вперед. Там была еще одна дверь, кодовый замок на которой давно не работал. Он вошёл в неё.
На мгновение замер, жадно вглядываясь в тусклый свет аварийных ламп подземелья.
И выдохнул.
Четыре девушки были на месте. Каждая в своей камере. Их глаза были пустыми, движения — вялыми. Накачанные препаратами, они были послушными куклами в его коллекции. Одна спала, другая безучастно смотрела в стену, третья тихо что-то напевала себе под нос.
«Хорошо, — подумал он, вытирая липкий пот со лба. — Только одна. Сбежала только новенькая, Войтенко. Это можно исправить. Это ещё можно исправить».
Облегчение, иррациональное и кратковременное, накрыло его. Он ещё не знал, что худшее ждёт его впереди.
* * *
Я стоял в маленькой, душной кладовке в подвале, которую капитан Громов за несколько десятков минут превратил во временный командный пункт.
Один из бойцов группы захвата, специалист по технике, развернул на старом столе портативный комплекс наблюдения. Несколько тонких, как паутина, магических нитей-сенсоров тянулись от него под дверь и дальше по коридорам — к тайному кабинету Морозова и входу в подземелье.
На небольшом экране мерцало зернистое, но чёткое изображение. Полицейские технологии были не такими дорогими, как в клинике, но не менее эффективными.
Рядом со мной, плечом к плечу теснились капитан городской полиции Громов — крепкий, седовласый мужчина лет пятидесяти с густыми усами и спокойными, всё видящими глазами — а также мои новоиспечённые союзники, Леонид и Вячеслав.
Они старались выглядеть профессионально, но я видел напряжение в их плечах. Ночь выдалась для них насыщенной. Костомара пришлось спрятать в соседней кладовке списанных капельниц — объяснять капитану полиции наличие двухметрового живого скелета было бюрократическим кошмаром, которого я хотел избежать.
— Группа захвата на позициях, — сообщил капитан Громов в рацию, его голос был низким и ровным. — Ждите моей команды.
Интересно. Сколько раз этот человек проводил подобные операции?
Судя по его абсолютному спокойствию и отсутствию лишних движений — не первую и не десятую. Он не был просто полицейским; он был охотником, привыкшим загонять в угол опасную дичь. Преступление в имперской частной клинике «Белый Покров» — это не работа для участкового. Леонид, следуя моим инструкциям, позвонил и попал сразу куда следует. Леонид знает своё дело.
В этот момент один из экранов, показывающий служебную лестницу, ведущую в подвал, ожил. На нём появилась фигура, двигающаяся быстро, почти бегом. Александр Борисович Морозов. Даже на зернистом, магическом изображении его паника была очевидна. Лицо бледное, движения резкие, дёрганые. Он не шёл. Он бежал к своей ловушке.
— Черт, — выругался капитан, наклоняясь ближе к монитору. — Он увидел пустую комнату. Сейчас обнаружит пропажу остальных и поднимет тревогу. Мои люди не успеют его взять.
— Нет, — возразил я, не отрывая взгляда от экрана, где дёрганая фигура Морозова металась по своему тайному кабинету. Я изучал язык его тела, как историю болезни. — Он не будет искать. Не сам. Он поручит это другим. А сейчас ему нужно успокоиться. Он будет делать это привычным для себя способом.
— Откуда такая уверенность? — капитан резко повернулся ко мне, его взгляд был острым и недоверчивым. На экране Морозов уже сшибал секретаршу.
— Посмотрите на его движения, — пояснил я спокойным, почти лекционным тоном. — Резкие, некоординированные. Зрачки расширены, даже на этой камере видно. Адреналиновый выброс зашкаливает. В таком состоянии у человека отключается высшая нервная деятельность, он переходит в режим примитивного мозга: бей, беги или замри. Но есть и четвёртый вариант — поиск знакомого, успокаивающего паттерна поведения. Для него это…
Я не договорил. На соседнем экране, показывающем вход в подземелье, Морозов уже вставлял ключ замок. Он ворвался внутрь.
— Если он прямо сейчас прикоснётся хотя бы к одной из них, — прорычал капитан в рацию, его голос стал низким и опасным, — мои люди его растопчут. И до суда он не доживёт. Приказ понятен?
— Поверьте, капитан, — сказал я спокойно. — Этого не потребуется. Всё гораздо интереснее. Просто смотрите.
А ведь мог бы и не удержать своих людей. Его останавливает профессионализм и следование протоколу. Или… любопытство? Желание увидеть, чем закончится этот спектакль, который я для него устроил, перевешивает всё остальное.
Отчасти он меня проверял, чтобы понимать с кем имеет дело. Умно. И хитро.
На одном из мониторов Морозов подошёл к третьей камере слева. Девушка внутри — рыжеволосая, лет двадцати, с лицом, полным веснушек и ужаса — инстинктивно попятилась к дальней стене.
— Нет, пожалуйста! Не надо! — её отчаянный крик был слышен даже через потрескивающие динамики системы наблюдения.
Морозов, не обращая внимания на её мольбы, открыл решётку и
