Проклятый Лекарь. Том 3 - Виктор Молотов

Проклятый Лекарь. Том 3

Глава 1

Сосуд показывал уже восемь целых восемь десятых процента. Ледяная, почти критическая отметка.

В приёмном покое «Белого Покрова» царила мертвенная тишина, нарушаемая лишь тихим шелестом страниц романа, который лениво перелистывала дежурная медсестра.

За три часа моего бдения — две аристократки с мигренью и один молодой повеса с алкогольным отравлением.

Жалкие крохи Живы, не стоящие даже того, чтобы встать с кресла.

Я сидел в углу, делая вид, что методично заполняю какие-то карты, и размышлял о фундаментальном парадоксе элитной медицины. Это были плохие охотничьи угодья.

Богатые болеют красиво, но редко по-настоящему смертельно.

Их недуги — это подагра от избытка хамона и вина, мигрени от светских интриг, нервные срывы от неудачных биржевых сделок.

Они приезжают в «Белый Покров», чтобы подлечить печень после очередного бала или фуршета, успокоить истрепавшиеся нервы или сделать модную омолаживающую процедуру.

Умирать они предпочитают медленно, в своих постелях, в окружении наследников и нотариусов. Их смерть — это хорошо спланированное, дорогостоящее мероприятие.

А мне нужны были не капризы. Мне нужны были агонии. Мне нужны были умирающие.

Те, кто отчаянно цепляется за жизнь, кто балансирует на самой грани. Те, от спасения которых Сосуд наполнится не на жалкие десятые доли процента, а на солидные десять, пятнадцать, двадцать.

Мне нужен был сырой, необработанный материал.

Решение пришло внезапно и было до безобразия простым. Если в этом роскошном заповеднике нет подходящей дичи, нужно идти туда, где она водится в изобилии.

В дикие джунгли.

Не «Белый Покров». А Городская больница номер один. В Покров по скорой никого не привозят, а вот туда…

Именно туда круглосуточно свозили весь «неликвид» этого сияющего города.

Рабочих с раздавленными на фабриках конечностями. Жертв уличных драк из спальных кварталов. Горемык с ножевыми ранениями после пьяных ссор в дешёвых кабаках. Детей, попавших под автомобили. Там люди умирали по-настоящему — грязно, быстро, без изящества и комфорта.

Там была моя настоящая работа. Моя кормушка.

— Нюхль, — мысленно позвал я невидимого помощника, дремавшего на моём плече. — Идём на охоту. В другие угодья.

Невидимая тень на моём плече радостно цокнула и нетерпеливо переступила когтистыми лапками. Он тоже заскучал.

Я поднялся, оставив на столе чашку с остывшим чаем, и решительно направился к выходу, не обращая внимания на удивлённый взгляд медсестры. Охота началась.

Вызвал такси к чёрному ходу, чтобы не привлекать лишнего внимания охраны у парадного входа. Машина подъехала быстро.

Водитель — пожилой мужчина с лицом, изрытым оспой, и усталыми, блестящими глазами — удивлённо покосился на мой дорогой костюм и эмблему «Белого Покрова» на лацкане.

— В городскую больницу? Ночью? Вы уверены, барин? Местечко, скажу я вам, не для благородных.

— Уверен, — отрезал я, садясь в прокуренный салон.

Поездка через ночную Москву была настоящим путешествием между мирами.

Мы пересекли невидимую границу, отделяющую сияющий фасад Империи от её грязного, чадящего нутра.

Широкие, залитые ровным светом фонарей проспекты центра сменились узкими, кривыми улочками, где в темноте едва мерцали тусклые лампы в тесных квартирах.

Роскошные особняки с лепниной и гербами уступили место обшарпанным доходным домам с тёмными провалами окон, а те, в свою очередь — мрачным, приземистым баракам и закопчённым фабричным корпусам.

Городская больница номер один была достойным венцом этого депрессивного пейзажа.

Она встретила меня облупленными стенами, с которых пластами сходила штукатурка, и разбитыми ступенями крыльца.

У ворот, освещаемых единственным тусклым фонарём, курили двое санитаров — усталые, заросшие щетиной мужики в засаленных серых халатах.

Я щедро расплатился с таксистом, дождался, пока его автомобиль скроется за поворотом, и шагнул в тень ближайшего дерева, обдумывая план.

Войти с парадного входа, представившись врачом?

Рискованно. Я был одет слишком хорошо для этого места.

Мой костюм кричал о принадлежности к другому, враждебному миру. Потребуют документы, удостоверение, вызовут начальство.

В государственных больницах к чужим докторам из элитных клиник относятся с глухой, застарелой ненавистью — как к конкурентам, ревизорам, шпионам министерства. Я привлеку слишком много внимания.

Войти как пациент? Вот это уже интереснее.

Система имперского здравоохранения, при всей её громоздкости и неэффективности, имела одну фундаментальную аксиому: больной всегда прав.

Точнее, больной всегда имеет право находиться в больнице. Его могут ругать, им могут помыкать, его могут лечить из рук вон плохо, но выгнать человека, обратившегося за помощью, на улицу — на это не пойдёт даже самый чёрствый эскулап.

Особенно если травма очевидна и пациент официально зарегистрирован в приёмном журнале.

Но для этого нужен был «входной билет». Настоящая, видимая травма. Что-то, что не вызовет сомнений, но и не создаст мне лишних проблем.

Я отошёл в самый тёмный угол двора, за мусорные баки, где меня точно не было видно с ворот. Снял пиджак и аккуратно повесил его на ржавый штырь, торчащий из стены. Закатал белоснежный рукав рубашки.

Внимательно осмотрел свою левую руку, прощупывая кости и суставы.

Вывих лучезапястного сустава. Болезненно, но не опасно.

Быстро вправляется, не оставляет последствий. И, что самое главное, даёт идеальный повод наложить шину и получить право на несколько часов отлежаться в больничном коридоре, наблюдая за происходящим.

Идеальная травма для моих целей.

Я взялся за собственное запястье правой рукой, нащупав суставную щель. Сделал глубокий вдох, готовясь к короткому, но неприятному ощущению. И — резкое, выверенное с анатомической точностью движение.

Рванул и провернул кисть одновременно.

Тихий, влажный щелчок. Острая, почти обжигающая боль пронзила руку от пальцев до самого локтя. Я сжал зубы.

Для существа, которое помнило агонию медленного распада от древнего проклятья, это было не более чем укус назойливого насекомого.

Запястье неестественно выгнулось, головка лучевой кости выскочила из своего гнезда. Отлично.

Теперь я не подозрительный тип в дорогом костюме, шпионящий в ночи. Я — обычный пострадавший, нуждающийся в помощи. Я стал частью системы, войдя в неё через единственную дверь, которая всегда открыта. Дверь боли.

Добро пожаловать в городскую больницу, господин Пирогов.

Приёмный покой Городской больницы номер один был идеальным, концентрированным воплощением ада на земле. Он был полным, оглушающим антиподом стерильной тишины «Белого Покрова».

Вместо тишины — хаос.

Стоны, крики, пьяная ругань и усталые, раздражённые окрики персонала сливались в единый, монотонный гул страдания. На жёстких, выщербленных деревянных скамейках в тусклом свете люминесцентных ламп сидели несколько человек — ночной «улов» городской скорой помощи.

Пьяный мастеровой с окровавленной тряпкой на голове, которого