Вернуть Боярство 23 - Максим Мамаев
Впрочем, одернул я себя, в последний раз эта лихость едва не обошлась мне чрезмерно высокой ценой. Так что в этот раз надо больше времени уделить скучным и вторичным делам, посвященным подготовке, дабы не оказаться вновь в подобной ситуации…
Меня ожидали пятеро — Шуйский, Морозов, Долгорукий, Бутурлин и Аксаков. Каждый — Старший Магистр, зрелые, умудренные опытом мужи боярские, пусть не Старейшины, но явно достаточно заметные члены своих Родов.
— Рады видеть вас в добром здравии, Аристарх Николаевич, — заговорил после церемониальных приветствий и поклонов Шуйский. — Как самочувствие? Всё же после столь тяжелой схватки лишь нескольких суток отдыха вряд-ли будет достаточно.
Вопрос, вроде бы, являющийся простой вежливостью, проявлением учтивости и соблюдением этикета… Но несмотря на то, что все пятеро отлично скрывали свои эмоции за масками спокойных, почтительных лиц, обмануть мою Силу Души они были не в силах.
Их очень, очень интересовало то, как обстоят дела с моим здоровьем. Впрочем, чтобы это понять не требовались ни десятки лет опыта общения со столь же опытными в умении держать лицо собеседниками, ни даже Сила Души. Хватало элементарной, базовой логики — им нужен я во всей моей силе и мощи, и потому вопрос здоровья одного молодого и сумасбродного Главы Великого Рода был отнюдь не праздным.
— Взаимно, друзья мои, взаимно, — покивал я стоящей передо мной пятерки, закидывая ногу на ногу.
Сидел, разумеется, я один — не того они полета птицы, чтобы во время приватной беседы со мной, тем более по официальному поводу, сидеть. Если только я лично не обозначу, что позволяю им это.
— Касательно самочувствия — почти полностью здоров, к завтрашнему утру уже буду как новенький, — заверил я их. — К счастью, я кое-что смыслю в магии исцеления, да и разных подходящих алхимических препаратов у нас тоже хватает, так что волноваться не о чем.
Ещё пять минут длилась беседа ни о чем — о прошедшей битве, об их восхищении силой и мастерством моих людей, о том, что я тот редкий случай, когда слухи о человеке не преувеличивают его могущество и способности, и скорее преуменьшают…
— Судари, — вклинился я, когда Морозов умолк, а Бутурлин ещё не успел заговорить. — Мне, конечно, безусловно приятно и даже лестно слышать столь высокие оценки в адрес своего Рода и себя самого, особенно от представителей Великих боярских Родов. Однако я итак отнял у вас много времени, пусть это произошло и невольно. Так что предлагаю на этом завершить светскую беседу и перейти к делам.
Мои слова никого из них не смутили и даже, кажется, не сбили с толку. Короткий обмен телепатическими сообщениями между собой и Егор Шуйский выступил чуть вперед и заговорил:
— Как пожелаете, Аристарх Николаевич. Что ж, касательно дел — нас послали, в первую очередь, о том, чтобы узнать, когда вы выступите на юг, дабы помочь нашим армиям в борьбе с османами. Не сочтите мои слова за наглость, господин Николаев-Шуйский, но наши Старейшины говорят, что вы обещали помочь в этом противостоянии. И если вы действительно намерены сдержать своё слово, то вам следует поспешить — иначе может оказаться слишком поздно.
Я молча поднял бровь, слушая это почти открытое обвинение в нарушении обещания. По хорошему, в любой другой ситуации один только подобный тон и подтекст были достаточным поводом, чтобы как минимум выставить за дверь конкретно Шуйского — мы слишком на разных ступенях социальной пирамиды во всех отношениях, чтобы он позволял себе подобное. Однако в данном случае он был полноценным посланником, голосом Великого Рода Шуйских, и говорил он не от своего лица, а от лица всего Рода.
И если сейчас дать ему пинка, то это будет, во первых, страшным оскорблением всех Шуйских, во вторых — это будет казаться глупой, непродуманной и позорной попыткой уклониться от данного боярам слова. Что тоже не добавит мне положительной репутации… Ну и в третьих — сам посол-то ни в чем не виноват. Он просто следует инструкциям, в которых ему просто приказано донести до меня тоном и словами недовольство Совета и Главы Рода, при этом не переходя черту, отделяющую претензию от хамства.
— Не почину мне обсуждать с вами, почему я задержался с помощью на юге, — в тон ему, холодно ответил я. — Мы выступим на помощь, как обещано, через несколько дней. А теперь я бы хотел услышать, каково положение дел на фронтах.
Не перед ними же мне объясняться, в самом-то деле? Да и вообще, они сами прекрасно видели причину моей задержки. Думаю, донесения об увиденном здесь уже достигли Глав и Старейшин Великих боярских Родов, через тех бояр, что при первой возможности отправились обратно домой. Там, в их Родовых поместьях, у них имеются способы быстро передавать сведения верхушке своих фамилий.
А вот посланцы быстро получить новые указания едва-ли могли. И потому вынуждены были передать порученное именно так и в такой форме, как им было поручено изначально…
Глава 9
— Ну что, много тебе дала твоя глупая месть, командир? — поинтересовался я.
Бледный, с темными кругами под красными от усталости глазами, с полопавшимися сосудами, облаченный в грязные, рваные и подпаленные одежды, Алексей, некогда носивший гордую фамилию Воронцов, сидел напротив, прислонившись гордо выпрямленной спиной к холодному камню стены темницы.
На лице чародея не было ни тени страха или волнения. Не было и апатии, обреченности проигравшего и смирившегося с поражением человека. Он был спокоен, собран и полностью равнодушен к обстоятельствам, в которых большинство других людей на его месте не сумели бы проявить и четверти подобной твердости духа.
И он не блефовал. Это была не внешняя оболочка, не маска, натянутая в попытке не доставить врагу радости от победы — моя Сила Души четко и однозначно говорила мне, что он действительно не играет.
— Мало, — спокойно признал он. — Что поделать — ты слишком грозный враг, мой бывший курсант… Какой жалкий итог мне оказался уготован — сдохнуть, ничего не добившись в жизни. Все, что не украла судьба-шалава, — это память о жене да дурная слава. Я готов к смерти, курсант Аристарх Николаевич. Иронично — в нашу первую встречу ты был безродным изгоем, лишенным фамилии Великого Рода, бессильным и жалким. В тот день я мог раздавить тебя одним движением пальца. Я был счастлив, у меня была любимая женщина, амбиции и светлое
