Проклятый Лекарь. Том 3 - Виктор Молотов
— Согласны! — выпалил Леонид.
— На всё согласны! — почти в один голос с ним выдохнул Вячеслав. — Только… только уберите… его!
Сделка заключена. Два новых оперативника в моём распоряжении.
Я вышел из-за их спин, где всё это время стоял в тени, и, когда Костомар спрятался в шкаф, спокойно щёлкнул выключателем. Обычный, резкий свет больничных люминесцентных ламп залил ординаторскую, безжалостно превращая театр кошмара обратно в скучный служебный кабинет.
— Вот и славно, — сказал я уже своим голосом, глядя на двух взрослых мужчин, дрожащих на полу. — Представление окончено. Можете идти. Развяжите себя и возвращайтесь на свой пост. Доложите Морозову, что объект, то есть меня вы не нашли. НИГДЕ! И помните — сегодня вы ничего не видели и не слышали. Просто тихое, скучное дежурство. Понятно?
Они судорожно закивали, не в силах вымолвить ни слова.
Спотыкаясь, путаясь в собственных ногах и толкая друг друга, они вывалились из ординаторской. Я слышал, как их торопливые, панические шаги затихли в дальнем конце коридора.
Я снова выключил свет, чтобы никто не видел Костомара на камерах.
Тот выполз из шкафа.
— Я ем грунт! — Костомар с лёгким щелчком отсоединил свою левую руку и дружелюбно помахал ею им на прощание. Хоть они уже и давно ушли.
— Да-да, туда им и дорога. Браво, Костомар, — похвалил я. — Достоин императорской сцены. Твой выход был безупречен.
— Я ем грунт! — скелет с гордостью выпрямился, ударив себя костяшками пальцев в грудину, и отвесил глубокий, скрипучий театральный поклон.
Я достал из шкафа для спецодежды запасной медицинский халат самого большого размера, хирургическую маску и шапочку.
— Надевай. С этого момента ты — доктор Костин. Мой новый интерн из травматологического отделения. Очень молчаливый, потому что у тебя сильная ангина и ты потерял голос. Будешь просто кивать и держать руки в карманах.
Пока Костомар, шурша костями, неуклюже, но старательно облачался в медицинскую униформу, я размышлял о предстоящем. Его лица практически не было видно.
Старый параноик Морозов. Ты так боишься врагов, что не замечаешь, как сам создаёшь их из тех, кто мог бы быть тебе лоялен. Сегодня ты потерял двух человек из службы безопасности. Они больше не твои. Они мои.
Ночь только начиналась.
И я остался здесь не для того, чтобы пугать охранников. У меня были дела поважнее. Пока вся клиника спит, её защитные системы ослаблены. Это идеальное время для тихой, незаметной охоты.
Охоты за информацией. Мне нужно попасть в архив. И в личный кабинет Морозова. Нужно понять, что он знает обо мне на самом деле. И кто ему об этом доложил.
А к утру ты, Александр Борисович, потеряешь гораздо больше, чем двух пешек.
— Готов, доктор Костин? — спросил я, когда скелет наконец справился с завязками на халате и надел медицинскую маску на лицо. — У нас ночной обход. Начнём, пожалуй, с кабинета главврача.
Мы двинулись по ночным пустым коридорам — я и мой странно молчаливый, высоченный коллега. Костомар оказался на удивление способным учеником.
Он старательно держал костяную спину идеально прямо и шёл тем размеренным, чуть пружинящим медицинским шагом, который я ему продемонстрировал. Руки, как я и велел, он держал в глубоких карманах халата. Со стороны это выглядело почти убедительно. Почти.
На третьем этаже, когда мы проходили мимо поста медсестры, из подсобного помещения выкатилась тележка, а за ней — сама уборщица. Пожилая, полная женщина с добрым, но уставшим лицом и седыми волосами, выбивающимися из-под косынки.
Непредвиденная переменная. Минорная, но требующая аккуратного обращения.
— Ой, доктор Пирогов! — она всплеснула руками, её голос гулко разнёсся по пустому коридору. — А я-то думала, вы уже домой ушли. День-то какой у вас был, вся больница гудит! А это кто ж с вами такой высокий?
— Это доктор Костин, — представил я, не сбавляя шага. — Мой новый интерн из травматологии. Показываю ему, как проходит ночная смена.
Уборщица присмотрелась к Костомару, и её материнское сердце, очевидно, дрогнуло от жалости. Благо, зрение у нее было плохое, а в коридоре царил полумрак.
— Батюшки-святы, какой же худенький! — она подошла ближе, беззастенчиво разглядывая его фигуру. — Милок, да ты когда последний раз ел-то нормально?
Если бы она только знала, насколько он худенький.
— Я ем грунт… — с ноткой вселенской печали в голосе пробормотал Костомар из-под маски. Это была идеальная интонация.
— Чего, прости? — уборщица приложила ладонь к уху. — Говори громче, милок, я стара уже, не слышу ничего.
— У него острый ларингит, — быстро вмешался я, положив руку Костомару на плечо. — Говорит очень тяжело, почти шёпотом.
— Ой, бедненький ты мой! — женщина сочувственно всплеснула руками. — И худой как щепка, и горло болит! А работаете по ночам, изверги вас заставляют! Вот что, милок, ты это… ты завтра в столовую заходи, как смена кончится. Я там дежурю. Я тебе борща налью, наваристого, пожирнее, с мозговой косточкой! А то ж смотреть страшно — одна кожа да кости!
Последняя фраза была настолько точной, что я с трудом сдержал усмешку.
Самый опасный мертвец, которого я когда-либо знал, ветеран бесчисленных войн, только что был приглашён на тарелку жирного борща из жалости. Потому что у него…. внимание — одни кости!
— Я ем грунт, — с явной благодарностью в голосе кивнул Костомар.
— Вот и правильно, что согласился! — уборщица по-свойски погрозила ему пальцем. — Молодежь нынче совсем себя не бережёт, не питается нормально. Всё эти ваши диеты дурацкие! А потом ходят, костями гремят!
Она покатила свою тележку дальше по коридору, продолжая бормотать что-то о неправильном питании современной молодежи и о том, что в её время все были румяные и здоровые.
Мы прошли дальше.
— Отличная работа, доктор Костин, — тихо сказал я. — Вы произвели фурор.
Кабинет главврача располагался на последнем административном этаже. Здесь было тихо, как в склепе — ковровые дорожки глушили шаги, а массивные двери кабинетов были плотно закрыты.
Нюхль скользнул вперёд, его аморфное, невидимое тело просочилось сквозь замочную скважину двери с табличкой «Главный врач Морозов А. С.».
Через пару секунд в мой мозг поступил чёткий отчёт. Две камеры в коридоре, одна внутри кабинета, над столом — передал он мне образами. Тонкая,
