Джо 3 - Харитон Байконурович Мамбурин
Теперь передо мной стоял ответ. Уверенный, мощный, непрошибаемый. Шире меня в два с лишним раза, но ниже на полторы головы. С носом-картошкой и офигенно густой порослью на морде лица, где выделялся этот самый нос, толстые губы и два провала, в которых поблескивали маленькие глазки. А еще был он, ответ.
От него нас зашатало.
Редко. Редко они моются. Возможно, что моются только слезами людей. Подходят к ним и ждут слезоразлива, чтобы, покряхтывая и поругиваясь, растереть текущую сверху влагу по себе, освежившись тем самым. А потом утираются бородой. Её точно бы хватило на всё это дело!
— Десять золотых просрали! — гулко грохнул карл, поглядев на нас обоих, — В долг не даем! Ни баронам! Ни волшебникам!
Тут выручил, буквально затащил его благородие бывший казначей. Я, по причине жизни на свежем воздухе, обонявший лишь экологически чистых гоблинов и эльфиек, был совсем не в порядке, уже почти готовый умыть карла своими выделениями, но Ходрих оказался крепким орешком, тут же начав объяснять, что мы, такие-то и такие-то, имеем деловые предложения, которые желаем озвучить. И что в этих предложениях нет ничего об авансах со стороны клана Соурбруд, так что в мошенники нас записывать нельзя и оскорбительно.
— Гм! — удивился карл, так и не дождавшийся душа, — Ну тогда сядьте вот здеся, я пойду позову нашего советника. Можете налить себе выпить, чего уж там. Вон кружки. Вот бочонки.
Развернулся и пошёл. Вразвалку. Моряк, с-сука, слишком долго плававший. Как тот духан, что от него идёт, цвета-то не имеет⁈
— Джо, нам нужно выпить… — тихо простонал барон, пошатнувшись, — … не местного.
Намек я понял, тут же собрав все оставшиеся силы, чтобы зацепить со стойки три здоровенные кружки, которые и доволок до занятого Ходрихом стола. Там, под его умоляющим взглядом, я с натугой добыл бочонок самой крепкой сивухи, что был заранее накошмарен в баронской винокурне, набулькал нам с толстяком грамм по триста, а в третью кружку ливанул едва ли не доверху, литра на полтора. Безразличие в глазах наблюдающего аристократа сменилось живостью, когда он присосался к своей посуде. Я последовал его примеру.
Как бы вам описать запах карла? Вот знаете «русский дух»? Теперь представьте себе, что богатырь, значит, русский, целую неделю пахал. С конем. Пахали. Устали сильно, обнялись и легли в мать-сыру-землю. И спали, значит, в обнимку, три дня и три ночи. Потом коня цыгане украсть попытались. Богатырь проснулся, отловил цыган, собрал в пучок, обнял его и понес. И нес он его три дня и три ночи. Цыгане срались, ссались и молились, может быть, даже плакали. Выкинул их богатырь в синее-синее море и домой пошёл. Домой пришёл, а там конь стоит. Он его обнял, да в избу зашел. Увидела его Василиса Прекрасная и в слезы: «Вернулся», — говорит, — «мой Ванечка. А я тебя за три версты сердцем углядела!»
Сбрехала, конечно. Но не насчет трех верст. Да и рыдала-то, вы уже поняли, почему!
В общем, когда дверь в очередной раз запустила к нам карла, на этот раз обещанного, в каждом из нас уже сидело грамм по шестьсот крепкого и душистого алкоголя…
Глава 5
Дрязги и клевета
— Джо?
— Мм…?
— Откуда у нас две козы и козёл?
— Это сложный вопрос, Аранья. Возможно, я не знаю на него ответа.
— Мы можем просто приготовить их, Джо. И вопрос исчезнет. Или сохранить в подвале. В неживом виде.
— Постой! — издав звук свалившегося с кровати волшебника, я пополз то ли к гоблинше, то ли вслед за ускользающей мыслью, — Не надо… Там… казан рядом был? Рядом… с козами?
— Да, был, — заинтригованная беременная гоблинша кивнула, с сомнением глядя на мои эволюции, — И остался. Здоровый больно. К тому же, козёл в него навалил.
— Идеально… — выдохнул я, передумав ползти, — Не надо их резать. Я их вместе с казаном… эльфийке подарю.
— Ты… уверен? — с еще большим сомнением вопросила готовящаяся стать матерью зеленокожая.
— Такова была идея, — вымученно выдохнул я, переворачиваясь на спину, — Это были самые вредные козы и козёл во всем Самуахане. Городок это такой. Немалый.
Лежать было хорошо. Потолок тоже был красивый. Есть разные виды похмелья, но от сивухи, пусть даже и вполне приличной, оно, похмелье, особое. Гулкое, пустое и звонкое, с постоянно бродящей по кромке сознания головной болью и отчетливо ясной памятью по поводу того, что было вчера.
Вчера… вчера затащило моё подсознательное решение нахлестать в третью кружку водяры до краев. Делал я это с полной уверенностью, что оно нам надо — и оно оказалось надо, потому что взгромоздившийся за выделенный нам стол карл первый делом всадил эту полуторалитровую кружку до дна. Дальше? Дальше было все слегка в тумане, но при этом отчетливо и даже терпимо, несмотря на царящие вокруг запахи. Мы с бароном больше не налегали на выпивку, налегал Аграгим Соурбруд, официальный представитель клана гномов Соурбруд в Самуахане и, можно сказать, на Побережье Ленивых Баронов. Эта гора черно-пегой шерсти, притворяющаяся гуманоидом, пила шестидесятиградусный самогон как пивасик… зря она это делала, потому что, в конце концов, это всё оказались понты, которые вынудили гнома упасть под стол.
Но до конца концов было тогда довольно далеко.
Мы пришли к карлам с дарами в виде пробников консервов и самогона, но, по сути, прибыли к ним торговать воздухом ради воздуха. Всё, что мы реально могли продать — это метод стерилизации герметично запечатанных емкостей с пищевыми продуктами, кратно увеличивающий сроки хранения жратвы.
Естественно, что на этом серьезный бизнес никак не построишь, даже гномы, известные своей честностью (и очень нуждающиеся в подобной технологии), легко бы опрокинули нас, запроси мы деньги, процентовку или еще какую-нибудь такую джигурду. Ибо жирно и невместно.
Но! Мы могли продать Побережье Ленивых Баронов… как удачно расположенную локацию, богатую и плодородными землями, и рабочей силой для возделывания новых полей, лесов и рек под интересы карловского народа. То есть,
