Проклятый Лекарь. Том 3 - Виктор Молотов
— И вы решили это прекратить, — констатировал я.
— Я пыталась по-другому! — она резко остановилась и повернулась ко мне. — Я просила, умоляла его остановиться, грозила разводом. Он избил меня до полусмерти. Сказал, что если я попытаюсь уйти или обратиться в полицию, он убьёт моего сына. «Несчастный случай на прогулке, дорогая, — она с отвращением передразнила его вкрадчивый голос. — С мальчиками всякое бывает». Тогда я поняла — либо он, либо мы.
Она закончила. В воздухе пахло правдой — горькой и ядовитой, как наперстянка. Её история не вызывала у меня жалости. Но она вызывала… понимание. Логику. Её действия были ответом на прямую угрозу существованию её и её потомства. Рациональный, хоть и незаконный акт самосохранения.
Она смотрела на меня, ожидая приговора. Судьёй, свидетелем, палачом — она не знала, кем я стану для неё.
Но у меня был другой вопрос.
Что теперь мне делать с этой правдой?
Итак, что мы имеем? Убийство, совершённое с помощью яда. Мотив — самозащита и защита потомства. Жертва — серийный убийца, садист и домашний тиран. С точки зрения баланса, его устранение является положительным событием. Мир определённо стал чище и безопаснее без барона Доронова.
Это не сочувствие. Это объективная оценка ситуации. Мёртвых не воскресить. Моя задача — работать с живыми. А она, Екатерина Доронова — это ресурс. Высокопоставленная, богатая, теперь ещё и полностью зависимая от меня вдова.
Баронесса со связями в высшем свете — это не просто союзник, это ценнейший актив. Глупо разбрасываться такими активами ради абстрактного «торжества закона», который в её случае, очевидно, не сработал.
Решение было принято.
— Я не выдам вас, баронесса, — объявил я. Мой голос прозвучал ровно, как будто я сообщал время.
Екатерина подняла на меня взгляд, полный шока и недоверия. В её глазах медленно зарождалась надежда.
— Более того, — добавил я, — я помогу вам. Но взамен мне нужна ваша абсолютная и безоговорочная лояльность.
Эмоциональная плотина прорвалась. Екатерина рухнула на колени и, схватив мою руку, прижалась к ней лбом.
— Спасибо! Спасибо! Вы спасаете нас!
Я мягко, но настойчиво высвободил свою руку. Эмоциональные проявления такого рода бесполезны и только мешают делу.
— Встаньте, баронесса, — мой голос был холодным, отрезвляющим. — Сентиментальность здесь неуместна. Мы не друзья и не спаситель с жертвой. С этого момента мы деловые партнёры. И я ожидаю от вас соответствующего поведения.
Она медленно поднялась, вытирая слёзы тыльной стороной ладони. Её взгляд изменился. Испуг ушёл, сменившись сосредоточенным вниманием. Она поняла правила игры.
— Что мне нужно сделать?
— Пока ничего, — я начал излагать условия сделки. — Во-первых, я обеспечу вам нужное заключение о смерти. Мне придётся провести некоторые манипуляции с документами, чтобы обойти подозрения полиции, но это моя забота. Вы получите официальную бумагу через три-четыре дня. Тихо и без скандала.
Она кивнула, впитывая каждое слово.
— А взамен?
— Взамен вы становитесь моими глазами и ушами в высшем свете. Мне понадобится информация, доступ к нужным людям, иногда — содействие в деликатных вопросах. Вы будете моим представителем там, куда у меня нет прямого доступа.
— Согласна. Что угодно, — без колебаний ответила она.
— Хорошо. Тогда первое задание: идите домой. Убедитесь, что вас видели заплаканной. Изображайте скорбящую вдову. Чем убедительнее будет ваше горе, тем меньше к вам будет вопросов. Обо всём остальном не беспокойтесь и ждите моего сигнала.
Она направилась к выходу, но у самой двери остановилась и обернулась.
— Доктор Пирогов… почему вы мне помогаете?
Это был последний тест. Она хотела понять мой мотив, чтобы знать, чего от меня ожидать в будущем. Я дал ей ответ, который она хотела и должна была услышать:
— Потому что верю в справедливость, баронесса. А иногда справедливость требует обходить закон.
Она ушла, унося с собой иллюзию, что её спаситель — борец за справедливость. Пусть думает так. Лояльность, построенная на идее, крепче лояльности, построенной на страхе. А мне нужен был именно такой союзник. Надёжный. И полностью подконтрольный.
Ещё один актив в моей новой игре получен.
Возвращение домой было сродни возвращению в крепость. В мой личный штаб, где ждал самый верный солдат. Костомар двигался по кухне с бесшумной эффективностью автомата, выполняя программу «приготовление ужина».
Суп из чечевицы, как всегда, был приготовлен с идеальной точностью — ни граммом соли больше, ни градусом ниже нужной температуры.
Я сел за стол. Костомар бесшумно поставил передо мной тарелку и устроился напротив. Нюхль тут же запрыгнул мне на колени, ткнулся носом в руку и свернулся клубком, тихо засопев.
— В нашем оперативном подчинении появился новый актив, — начал я, обращаясь к обоим. — Поручик Свиридов. Помнишь того дворянина с приёма у Бестужева?
— Я ем грунт, — ровно произнёс Костомар. Интонация была утвердительной: «Конечно, помню».
— Он теперь мой… особый пациент, — продолжил я, помешивая ложкой суп. — Очень особый. Настолько, что теперь он добровольно не отстанет от меня ни на шаг.
Костомар слегка наклонил череп набок — его универсальный жест, означающий вопрос.
— Придётся брать его на службу. Это создаёт определённые трудности. Пристроить дворянина в качестве телохранителя или помощника к безродному врачу — это нонсенс для местного общества. Это привлечёт ненужное внимание, породит слухи. Нужно будет придумать убедительную легенду. Возможно, «пациент с тяжёлым посттравматическим расстройством, нуждающийся в постоянном врачебном наблюдении». Это объяснит его постоянное присутствие рядом со мной.
Я задумчиво посмотрел на Костомара. Он — идеальный исполнитель. Но он — нежить, его нужно прятать. Свиридов — другое дело. Живой, интегрированный в общество.
— С другой стороны, он может быть полезен. Разведка, наблюдение за нужными людьми. А может быть, даже…
Я не договорил.
Идея создания небольшой, абсолютно лояльной группы… оперативников была слишком заманчивой, чтобы от неё отказываться. Но пока это лишь теория. Нужны дальнейшие испытания и доработка технологии.
Мне не нужно подавлять волю людей. Мне нужно, чтобы они сами хотели служить мне. Служить, чтобы прикоснуться к магии, которую здесь считают запретной и не понимают, на что она способна на самом деле.
Она способна подавлять волю. Это одна из причин запрета. Но не самая весомая. И если не делать всего того, что есть в этом списке, то никто не заподозрит неладного.
Костомар и Нюхль молчали. Но я чувствовал их понимание.
