Император Пограничья 11 - Евгений И. Астахов
Мы шли по главной улице, и Сазанов с любопытством озирался по сторонам:
— А ведь действительно растёт ваше поселение. Когда я последний раз данные смотрел, у вас тут триста человек было, а сейчас?
— Почти шестьсот, — ответил я.
— И Академический совет это бесит до зубовного скрежета, — усмехнулся магистр. — Знаете, почему я порвал с ними? Не только из-за денег или несправедливости. Просто устал от застоя. Тридцать лет преподаю, и тридцать лет учебная программа не менялась! Я предлагал новые методики, разработал улучшенную систему создания накопителей — всё отвергли. Традиции, видите ли, нарушаю.
Мы подошли к мастерской артефакторов. Я открыл дверь:
— Максим, у нас гость!
Арсеньев вышел из-за верстака, вытирая руки о фартук. Увидев моего спутника, он замер с открытым ртом.
— Это же… Вы же… Магистр Сазанов? Тот самый? Автор «Основ прикладной артефакторики»?
Старик довольно хмыкнул:
— Он самый. А вы, молодой человек?
— Максим Арсеньев, главный артефактор Угрюма, — выпалил тот, всё ещё не веря своим глазам. — Я учился по вашим учебникам! Ваша теория о резонансных контурах в многослойных артефактах — это же революция!
— Революция, которую Академический совет отказался признавать десять лет, — проворчал Сазанов, но было видно, что восхищение младшего коллеги ему льстит. — Покажете мастерскую?
Максим засуетился, демонстрируя оборудование. Сазанов осматривал всё с видом знатока, иногда одобрительно кивая, иногда хмурясь:
— Печь для закалки устаревшей конструкции, но модифицирована грамотно. А это что? — он указал на странную конструкцию в углу.
— Экспериментальная установка для обработки Сумеречной стали, — с гордостью ответил Арсеньев. — Моя разработка. Позволяет создавать композитные сплавы с обычными металлами.
Сазанов присвистнул:
— Любопытно! И какова стабильность связей?
Началась оживлённая техническая дискуссия, из которой я понял примерно каждое третье слово. Старый магистр держался чуть покровительственно, но без высокомерия — просто привык, что его знания и опыт уважают. Максим же сиял как начищенный самовар, засыпая Сазанова вопросами.
— Я помогу вам устроиться, магистр, — предложил Арсеньев. — У нас есть свободный дом недалеко от мастерской.
— Благодарю, коллега, — кивнул Сазанов. — Прохор Игнатьевич, нам бы ещё обсудить условия работы…
— Вечером за ужином всё обговорим, — пообещал я. — А пока устраивайтесь. Максим, окажи магистру и его ученикам всё необходимое содействие.
Оставив артефакторов наслаждаться профессиональным общением, я направился к зданию академии. У входа толпилось человек двадцать — новые ученики с родителями. Среди них выделялся крупный мужчина в потёртом, но аккуратно вычищенном костюме старого покроя. Рядом с ним стоял юноша лет шестнадцати в простой дорожной одежде.
— Маркграф Платонов? — мужчина остановился в двух шагах. — Боярин Воскобойников из-под Казани.
Точно, вчера он публично заявил в Пульсе, что везёт сына учиться в Угрюм, чем вызвал настоящую бурю обсуждений.
— А, так это вы! — я протянул руку. — Рад знакомству, боярин.
— Взаимно!
Рукопожатие было сильным, мозолистым — руки человека, который не чурается физического труда.
— Спасибо, что принимаете моего оболтуса. Андрей, поклонись маркграфу!
Юноша неловко поклонился, явно смущаясь.
— Пап, ну что ты…
— Что «пап»? — рыкнул боярин. — Ты здесь учиться будешь, а не баклуши бить! Маркграф, буду признателен, если ваши люди присмотрят за ним. Способный парень, но после того, как нам пришлось забрать его из Казанской академии… — он махнул рукой. — Думал, дома научу его делу, но талант без образования — что меч без закалки.
Я улыбнулся:
— Профессор Карпов быстро приведёт его в чувство. У нас тут дисциплина военная.
— То-то и оно! — обрадовался Воскобойников. — В Казани мы попытались его устроить, заняли денег у ростовщиков, но после первого же семестра поняли — не потянем. Пятьсот рублей в год! Да у меня весь доход с поместья — триста, и то в хороший год. Пришлось забрать парня домой, а он уже вкус почувствовал — ни в какую не хочет к земле возвращаться.
Юноша покраснел, опустив голову.
— Пап, я же говорил, что буду сам зарабатывать…
— Чем, балбес? Фокусами на ярмарках? — боярин покачал головой. — Без образования тебя никто в приличное место не возьмёт, а с твоим характером ты и недели не продержишься в подмастерьях у какого-нибудь ремесленника.
— Андрей будет жить в общежитии со всеми, — сказал я. — Никаких привилегий по происхождению. И придётся отрабатывать часть обучения трудом — помогать в мастерских алхимикам и артефакторам. Готовы к этому?
— Готов, — твёрдо ответил юноша, впервые подняв взгляд. — Я не боюсь работы, маркграф. Просто… просто хочу стать настоящим магом, а не деревенским фокусником.
В его глазах мелькнуло что-то — не обида, а скорее решимость доказать, что он чего-то стоит. Хороший знак.
* * *
Эти три дня слились в непрерывный марафон подготовки к дебатам и организационных хлопот.
Первые сутки начались с совещания в моём кабинете. За длинным столом собрались все ключевые люди Угрюма — Борис с отчётом о размещении охраны для новоприбывших, Крылов с планами усиления безопасности академии, профессор Карпов с расчётами по учебным аудиториям, Зарецкий с потребностями алхимической лаборатории, Арсеньев с предложениями по расширению артефакторской мастерской. Главной проблемой оказалось жильё — преподаватели с семьями требовали срочного размещения, а свободных домов в остроге оставалось всего семь. Решили временно уплотнить общежития и ускорить строительство нового квартала.
После полудня пришло сообщение от Старицкого с внутренними документами Академического совета. Я запер дверь кабинета и углубился в изучение материалов. Список из сорока трёх вопросов для дебатов оказался настоящим минным полем — каждый второй содержал подвох или провокацию. «Как вы объясните родителям безопасность обучения в остроге, который регулярно подвергается атакам Бездушных?» или «Готовы ли вы взять личную ответственность за каждого погибшего или искалеченного ученика?» Внутренние финансовые отчёты показывали масштабы коррупции — только за прошлый год Совет получил более трёх миллионов рублей от продажи лицензий и сборов, из которых на развитие образования потратили меньше десяти процентов.
Вечером состоялась первая тренировка с Надеждой Кронгельм. Бывшая преподавательница риторики оказалась ценным спарринг-партнёром. Два часа мы оттачивали формулировки, искали уязвимые места в аргументации противника.
— Маркграф, ваша логика безупречна, но Белинский будет бить по эмоциям, — предупредила она. — Он мастер манипуляций. Когда он заговорит о бедных студентах, которые пострадают от некачественного образования, не отвечайте только цифрами. Покажите конкретные лица — вот Зарецкий, талантливый алхимик, которого система отвергла. Вот сын боярина Воскобойникова, которому не по карману академия.
— Хороший совет, — согласился я. — А как он будет атаковать мою репутацию?
— Начнёт с дуэлей. Скажет, что человек, убивший двоих, не может учить милосердию. Вам нужна не оправдательная, а наступательная позиция. Да, я убивал — тех, кто эксплуатировал беззащитных. И буду защищать своих учеников так же решительно.
К концу тренировки мы проработали
