Штурм бездны: Океан - Дмитрий Валентинович Янковский
– Потом начали нападать, – добавила Чернуха. – И все, уже никто не мог взять контроль над донной платформой. Но островитянки знают о наличии программатора у платформ, поэтому боялись, что и мы знаем, пока не убедились в обратном.
Чучундра насупился. У меня в голове возникла еще одна важная мысль.
– Хай не знает о программаторах, – озвучил я ее.
– Откуда уверенность? – насторожилась Чернуха.
– Из-за реликта, – пояснил я. – Если бы Хай знал, что подобравшись к платформе вплотную, можно взять ее под контроль, он бы не приказал нам с Чайкой убить платформу, выросшую на отмели у руин Одессы. Он бы приказал ее перепрограммировать, и мы бы получили власть над всем ее боевым охранением и патрулями. Обычному боевому пловцу намного проще убить платформу, чем взять ее под контроль. Но пловцу с реликтом в крови ничего не мешает добраться до программатора.
– Ага. Пока экзот будет возиться с программатором, торпеды навалятся толпой и вышибут его из периода. – Чучундра рассмеялся.
– Это если у экзота нет наруча, как у Чайки, – парировал я. – А так, если Чайку выбить из периода, наруч сделает новое вливание, и вперед. Но мы даже без наруча добрались до платформы. Я просто готов был сам ей сделать вторую инъекцию, а двое одновременно из периода не вылетят.
– Почему же экзоты не поступали, как вы? – удивленно спросила Чернуха. – На видео земноводные их массово вышибали из периода.
Я насупился. Слишком хорошо знал ответ. Впрочем, ничего не мешало его озвучить, и я сказал:
– Экзоты не помогали друг другу, потому что в них не осталось ничего человеческого. Никто из них не стал бы делиться своим реликтом с другими.
Чучундра с Чернухой притихли. Мои слова произвели на них серьезное впечатление. Мы уселись рядышком у догорающего костра и принялись доедать еще теплую хрустящую рыбу.
– Рядом с платформой торпеды не атакуют, – произнес я в тишине, нарушаемой лишь шелестом пальм над головой и плеском волн о песок. – Мы с Чайкой подобрались к платформе вплотную, и Чайка убила тварь обычным ножом.
– Зарезать платформу, это за гранью, конечно, – поделился эмоциями Чучундра. – Ты ее видел совсем вблизи?
– Да. И торпеды не взрываются рядом с ней, боясь повредить. Так что с программатором можно копаться как угодно долго. «Кальмары» могут напасть, но под реликтом это не важно, у них слишком маленький заряд, чтобы выбить из периода.
– Реликта у нас больше нет. – Чернуха глянула на меня.
– Ну, как нет… – понизив голос, ответил я. – А броня «Толстозадого»?
– Дьявол… – прошептала Чернуха. – Кажется, я знаю, почему островитянки отобрали у нас весь реликт, включая тот, что в крови Чайки, и который в тебе был.
– Они бы и батиплан у нас отобрали, если бы им не нужно было наладить сообщение с материком. – Я кивнул. – Но батиплан они теперь не отнимут, они знают, что мы умеем убивать тварей, но не умеем брать над ними контроль.
– Но мы не можем разрушить броню «Толстозадого», – уверенно заявил Чучундра. – Это не в наших интересах. И без санкции Хая, тем более.
– Хай о нашей догадке пока ничего не должен знать, – сказал я. – Вот, если получится, тогда подумаем, как быть и как ему это подать.
– Что получится? – Чучундра вытаращился на меня.
– Взять под контроль платформу. – Я откусил кусок рыбы и принялся его сосредоточенно жевать. – Но без реликта. Реликта с нас точно хватит.
– Но как тогда? – спросила Чернуха.
– Зачем нам реликт, если есть импульсары? – с набитым ртом ответил я.
– Парализовать боевое охранение и за две минуты запустить программатор? – Чучундра вытаращился на меня.
– Не за две, – ответил я, проглотив кусок. – Говорю же, торпеды не смогут атаковать рядом с платформой. Если до нее добраться, дальше все. Как в домике.
– Погоди… – Чернуха задумалась. – Ты был совсем рядом с платформой. Там есть что-то похожее на программатор?
– Мне тогда было не до красот, – ответил я. – Я задыхался. Под реликтом это адское страдание. Словно ты каждый миг умираешь, снова рождаешься и умираешь снова. Я хорошо помню якорные жгутики и рты, пожирающие планктон.
– Нарисовать сможешь? – спросила Чернуха.
– Из меня еще тот рисовальщик. – Я отмахнулся.
– Схематично?
– Ну, схематично смогу.
Глава 31. «Снимок»
Ночью мы с Чернухой, наконец, остались вдвоем. Ксюша с Бодрым не поднимались в жилой модуль, ночевали в медицинском, а Чучундра изъявил желание «поработать на огневом пульте в режиме симулятора для наработки автоматизма». Думаю, это был предлог, чтобы оставить нас с Чернухой одних. И мы оба были благодарны ему за это.
Сначала мы с удовольствием помылись в душе, словно снимая с себя слоями накопившееся нервное напряжение, обнажая ту взаимную нежность, которая вызывала во мне бурю эмоций каждой ночью, проведенной в «воздушном замке». Мир опять отодвинулся, и я вновь ощутил к Чернухе притупившееся было влечение, еще более сильное, чем на берегу Азовского моря, когда она без стеснения стояла передо мной обнаженной.
Я наслаждался запахом ее кожи и волос, а она замирала от каждого моего поцелуя, словно боясь спугнуть так неожиданно случившееся с ней счастье. Я донес ее на руках до кровати, и мы надолго слились друг с другом. Нам некуда было спешить, и никто из нас не хотел приближать развязку. Мы пили друг друга маленькими глоточками, как мудрый путник у прохладного родника, получая наслаждение от каждого, не спеша наполнить желудок.
А потом мы лежали рядом, рука в руке, и как дурачки пялились в потолок, блаженно при этом улыбаясь. Говорить не хотелось, не хотелось двигаться, а больше всего не хотелось разнимать рук. Я вдруг очень остро ощутил ценность момента, понимая, насколько мимолетным может он оказаться. Как я мечтал о близости с Ксюшей, как наслаждался ей, когда все случилось, как строил планы! И как все не по плану закрутилось, и как все грустно закончилось. Но с Чернухой расставаться для меня было бы намного больнее, чем с Ксюшей, я это отчетливо осознал именно сейчас. Ксюшу я хотел, хотел с детства, мечтал о ней, меня влекло ее тело, мне нравилось ей любоваться, особенно когда она целилась и стреляла, но в моих чувствах к ней дружеская составляющая играла не меньшую роль, чем любовная, может даже большую. С Чернухой все было иначе. С ней мне не хотелось стоять спина к спине у мачты, вдвоем против тысячи врагов. Мне не хотелось ее ни от кого и ни от чего защищать, и не хотел я с ней уходить в глубину. Все это было про Ксюшу. С Ксюшей мне нравилось пронзать пучину, двигаться синхронно, будто мы две акулы, рыскающие в поисках жертвы. С ней и секс был похож на совместную охоту, когда прикрываешь друг друга гарпунами из карабина.
С Чернухой хотелось совсем другого, такого, о чем у меня раньше и мыслей не возникало. Я вдруг представил, как она сидит на краю кровати и кормит ребенка грудью. Нашего с ней ребенка. И меня такая нежность захлестнула, что я крепче сжал ее пальцы в ладони. Мне хотелось будить ее по утрам поцелуем в щеку, готовить ей завтрак, или есть ее стряпню. Я готов был с ней спорить, даже ссориться, с кем не бывает, а потом извиняться, или дуться на нее. Не важно.
С полминуты где-то я не мог сформулировать свои желания, слишком странными они были, на мой взгляд, неожиданными для меня. А потом вдруг понял, что это все называется очень простым, но на удивление теплым словом «семья». И стоило мне его мысленно произнести, это слово, меня будто теплой волной откатило, я зажмурился, не в силах сдержать чувств, а потом набрался храбрости и спросил:
– Хочешь, я тебе приготовлю чего-нибудь?
Она улыбнулась. Я не видел, но ощутил, что она улыбается.
– Что, например? – спросила она.
И мне понравилось, что она не ответила сразу согласием. Как-то очень по семейному получилось, вроде как мы советуемся по бытовым вопросам. Впрочем, готовить было особо нечего, в кухонном блоке одни концентраты из водорослей. Но был тут напиток, очень похожий на лимонад, уж не знаю, из чего его делали.
– Могу «лимонад» принести, – предложил я.
