Наука о чужих. Как ученые объясняют возможность жизни на других планетах - Антон Иванович Первушин
Спектроскопия, несмотря на революционность метода и сделанных открытий, не могла дать надёжные доказательства наличия жизни на соседних планетах и тем более – в планетных системах далёких звёзд. Поэтому таким сторонникам населённого космоса, как Хант, Картер и Жансен, для обоснования своей точки зрения всё ещё приходилось прибегать к аналогиям, причём не всегда из мира астрономии. Скажем, Уильям Картер сообщал в вышеупомянутой статье: «Теология, исследующая прекрасный лик зелёной Земли и шаг за шагом приближающаяся к её неприглядной основе, обнаруживает свидетельства существования многих миров, давно ушедших в прошлое, с физическими условиями, часто отличающимися от тех, которые преобладают сейчас; в то же время она вскрывает безмолвные могилы бесчисленных и странных существ, для организмов которых такие условия были наиболее подходящими. И всё же, спустившись в области неизмеримой древности, она [геология] вынуждена признать свою неспособность добраться до истоков жизни на Земле, принимая как данность, что, насколько она может судить, столь обширные сообщества животных и растений могли существовать как до, так и после тех самых ранних следов, которые были обнаружены или ещё будут обнаружены».
Сформированный теорией эволюции и смежными науками взгляд на Землю как на череду разнообразных живых миров, процветавших в глубокой древности, казалось, был сильным аргументом в пользу идеи, что если жизнь активно развивалась в эпоху, когда природные условия сильно отличались от современных, то ничто не мешает каким-то созданиям за миллионы лет появиться на похожих или отличающихся от нашей планетах. Но и в нём обнаружился изъян, поставивший под сомнение предшествующие выкладки.
В вышеупомянутой книге «Другие миры, отличные от нашего: множественность миров в свете новейших научных исследований» (1870) английский популяризатор Ричард Проктор подтверждал, что астрономическая спектроскопия доказала определённое сходство звёзд с Солнцем, однако прозорливо указывал: «Мы должны быть готовы ожидать бесконечного разнообразия форм, структур, движений и скоплений по всей галактической системе. Если некоторые тела в рамках этой системы покажутся, вероятно, солнцами, подобными нашему собственному, то мы не должны удивляться, обнаружив другие, которые, возможно, намного больше или намного меньше. Мы можем найти объекты, настолько отличающиеся от солнц звёздной системы, насколько пояс астероидов отличается от Сатурна или Юпитера». Тем не менее обнаружение в спектрах линий поглощения химических элементов и веществ, распространённых на Земле, в частности, металлов, даёт основания утверждать, что рядом со звёздами есть и невидимые планеты. И тут Проктор сделал замечание, которое в значительной степени обесценивало его прежние соображения о множественности обитаемых миров: «Нам предлагается признать, что тела, вращающиеся вокруг этих далёких солнц, предназначены не только для того, чтобы быть обителью жизни, но и что там должны находиться разумные существа, способные использовать металлы в полезных целях. В действительности же нам нет необходимости делать вывод, что в настоящий момент каждый из этих миров населён разумными созданиями, потому что у нас есть серьёзные основания утверждать, что на протяжении огромной части времени, в течение которого наша Земля существовала как мир, запасы металла, находящиеся здесь, не использовались разумно. Но то, что раньше или позже эти миры были или станут обителью разумных существ, представляется справедливым умозаключением».
Получалось, что, хотя планетные системы у других звёзд вполне могут быть пригодными для возникновения жизни и разума, нет никаких серьёзных оснований утверждать, что они пригодны именно сейчас. Стоит ли в таком случае обсуждать гипотетических инопланетян, если они давно вымерли или ещё не появились? Именно это соображение заставило Проктора позднее, в 1888 году, заявить, что вопрос о жизни в других мирах «вообще не является научным и относится скорее к области философии».
Скептицизм Проктора оказал заметное воздействие на ту часть публики, которая следила за развитием ксенологической дискуссии. Больше, чем кто-либо до него, популяризатор подчёркивал необходимость рассматривать звёзды и планеты как развивающиеся объекты. В конце XIX века внедрение принципов эволюционизма стало решающим фактором в изменении взглядов на Вселенную и потенциальную пригодность небесных тел для жизни.
В частности, появилась так называемая космическая философия – ещё одна версия космизма. Конечно, некоторые её положения можно отыскать и в трудах античных философов, и в мировоззрении Джордано Бруно, и в полемике прогрессивных теологов, однако наконец-то она отталкивалась не от общих соображений, а от новейших научных открытий. При этом сторонники космической философии ожидаемо разделились на два лагеря: антропокосмистов (или антропоцентристов), полагавших, что Земля является если не уникальным, то одним из редчайших мест, пригодных для жизни, и биокосмистов (биоцентристов), утверждавших, что сама Вселенная устроена таким образом, что действующие законы физики способствуют появлению и развитию жизни в любых, даже весьма экзотических, формах.
Например, американский геолог и популяризатор науки Александр Уинчелл из Мичиганского университета в своей брошюре «Геология звёзд» (The Geology of the Stars, 1874) высказался вполне в прокторианском духе: «По закону природы любая система совершенствуется в процессе эволюции… Haшa Земля достигла определённой стадии развития: в настоящую эпоху она является пригодным для жизни местом. Предполагается, что её нынешнее состояние сохраняется с незапамятных времён, во что верили древние и верят некоторые современные люди. Наблюдения, однако, показывают, что она тоже меняется, что история продолжается… Но ещё мы узнаём, что наша Земля в целом – всего лишь одна в ряду планет; что у этих планет была общая история; что до того, как они стали планетами, они переживали существование в виде, который представлен сегодня Солнцем; что, вероятно, в какую-то отдалённую эпоху, в вечности прошлого, все солнца пребывали в состоянии, примером которого являются далёкие туманности; и мы узнаём, что все эти стадии являются также фазами истории нашего мира».
Рис. 32. Карта Марса, составленная Ричардом Проктором на основе рисунков Уильяма Доза. Иллюстрация из посмертного издания книги Ричарда Проктора «Другие миры, отличные от нашего». 1896 год.
Рассматривая небесные тела с точки зрения эволюционизма (не столько биологического, сколько общекосмического), Уинчелл приходил к выводу, что Луна когда-то была частью Земли, но после отделения и остывания превратилась в «ископаемый мир, древний пепел, подвешенный в небесах». Марс, наоборот, кажется ещё пригодным для жизни, но поскольку «никаких надёжных признаков растительности» на его поверхности не обнаружено, то нет и повода уверенно говорить, что он в настоящее время населён. Юпитер представляет «картину эпохи, давно оставшейся в прошлом Земли», а Сатурн в геологическом смысле ещё менее развит. Затем Уинчелл распространял тот же принцип на звёзды, заявляя, что разнообразие в их спектрах указывает