Штурм бездны: Океан - Дмитрий Валентинович Янковский
– Кидай в бункер пятую кассету, теперь время есть.
– Чернуха, поддай ходу, пока впереди чисто! – выдал рекомендацию Бодрый.
В этом снова был смысл, так как чем быстрее мы движемся, тем меньше шансов оставляем противнику выйти нам наперерез.
– Будь готов снова применить гарпуны! – На этот раз Бодрый обратился ко мне. – Они для курсовой расчистки намного эффективнее ракет.
– Да, – согласился я. – Ракетами буду в ручном режиме вышибать тех тварей, которые увернулись от гарпунов.
– Нет, – уверенно ответил Бодрый. – Ракеты пока не трогай. У нас ультразвуковая пушка, у нее луч широкий, и лупит на два километра. Если твари увернутся от гарпунов и зайдут нам в лоб, надо их глушить ультразвуком.
В этом был не слабый резон. В принципе, если бы пушка могла работать непрерывно, а не импульсами с промежутком в пять секунд, нам бы вообще не о чем было бы беспокоиться, мы бы просто перли на маршевом, расчищая себе путь боевым лучом, как ковшом. Но даже с пятисекундной заминкой на большой скорости ультразвуковое орудие давало нам колоссальное преимущество. Дело в том, что на скорости в девяносто узлов мы за пять секунд, уходящих на забивку ионных «банок», преодолевали около трехсот метров, тогда как каждый ультразвуковой импульс расчищал нам путь на полных два километра. При том, что с флангов нас на такой скорости зажать не могли, с тыла догнать тем более, мы оказались в состоянии, близком к неуязвимости. Надо было просто держать ухо востро, чтобы не пропустить какую-нибудь тварь, каким-то образом случайно прорвавшуюся. Но ее всегда можно было убить гарпуном.
– Да мы молодцы! – оценив обстановку, сообщил Чучундра. – Кажется, вышли на оперативный простор.
Это было, действительно так, и можно было перевести дух после первичной атаки.
– В океане, где ничего не мешает маневру, можно так вечно двигаться, – произнесла Чернуха по общей связи. – Загодя обходить скопления биотехов, пробивая путь ультразвуком.
– Так и через боевое охранение платформы можно пройти, – прикинул я. – Самое сложное на старте. Надо расчистить, как сейчас получилось, себе некое оперативное пространство ракетами, затем набрать маршевую скорость, колотя ракетами по курсу, затем, когда тварей спереди останется меньше, чем с флангов и сзади, пробить себе путь километров на пять гарпунами, как тараном, а потом уже врубать ультразвуковую пушку, и убивать ей любую тварь, оказавшуюся в курсовом конусе. Его ширина на дистанции в два километра больше ста метров, это нормально вполне для нашего батиплана.
– Смотря сколько нитрожира взорвать, – засомневался Чучундра. – Если «ГАТ-120 рванет в ста метрах, нас не слабо тряхнет, но если несколько тонн, то камерам и датчикам может прийти конец.
– Крупных тварей я буду отдельно выявлять по меткам и маркировать для стрелков, – предложил Бодрый. – Дальше, в зависимости от дистанции, можно будет лупить тем или иным видом оружия.
– Может, тогда грохнуть платформу, которая рядом? – предложила Ксюша. – Проверим тактику вблизи берегов, а если зажмут, можно будет уйти под прикрытие береговой батареи.
– Нет, это впрямую противоречит приказу, – осадил ее Чучундра. – Да и не успеем мы никуда уйти, если зажмут. До берега даже полным ходом на маршевом несколько часов. Тактика Долговязого отличная, спорить не буду, но проверять и обкатывать ее мы будем в океане, как приказал Хай.
Вывод был здравым, и никто спорить не стал.
Мне поначалу понравилось, что новый тактический прием, ни разу до нас никем не примененный, назвали моим именем. Затем стало стыдно, потому что не вполне заслужено. Я ведь ничего не придумывал, действовал по обстоятельствам, только под конец осознав, что наша попытка отбиться от натиска тварей породила новый способ ведения боя. Тут куда большую роль сыграла смекалка Бодрого, ведь именно он придумал уйти на глубину тысячи метров, чтобы отсечь сотни патрульных торпед. Но присваивать тактическому приему его имя тоже было не особо правильным.
– Надо назвать эту формулу боя «Эшелон 1000», – предложил я.
– Да, самую суть передает, – согласился Чучундра. – Вряд ли на меньших глубинах это бы сработало.
– Вот дьявол! – воскликнул Бодрый. – Минное поле по курсу! Сотня «Лаур».
– Я обойду, – сообщила Чернуха.
Она была права. Прием «Эшелон 1000» хорошо работал против достаточно тяжелых торпед ввиду их незначительного количества, а вот для прохода минного поля он точно не годится, так как даже не самые массивные «Лауры» морского класса наедали достаточно нитрожира, чтобы нам их стоило опасаться на дистанциях в пару сотен метров. А шире коридор одним ультразвуком пробить мы не могли. Тратить же ракеты на уничтожение неподвижных целей в нашей ситуации было совершенно неоправданным расточительством, поскольку мы не охотиться вышли, нам надо было выполнить возложенную на нас миссию, занять и обжить островную базу в Атлантике.
– Попробуй подняться до эшелона в двести метров, – посоветовал Бодрый. – Над нами мало патрульных, большая часть позади осталась.
– Пройти над минным полем? – уточнила Чернуха. – Нет, сильно опасно. Мины могут размотать жгутики, подняться выше, и нам тогда точно капец, если любая из них рванет под брюхом. Турбинам точно кранты.
– Не надо над минным. Обойди его по дуге, но с уменьшением глубины. Тут все ясно как действовать, но надо попробовать и ближе к поверхности. Тут же почти, как в океане. Чего время зря тратить? Будем учиться.
– Резонно, – заметила Чернуха, и начала пологий подъем вместе с заходом в вираж большого радиуса.
Глава 16. «Зигзаг удачи»
Мы мчались на маршевом, но не успели подняться и на сто метров с предыдущего эшелона, как Бодрый выкрикнул:
– Мина по курсу!
Тварь появилась совершенно неожиданно, словно демон, вынырнувший из глубин преисподней. Похоже, она пряталась в скальной щели дна, где ее не мог засечь наш локатор, а теперь стремительно поднималась, разматывая якорный жгутик. Это была не легковесная «Лаура», нет, это была «Томочка», массой в двенадцать тонн нитрожира.
Мина, стартовав на глубине два километра, всплывала со скоростью более восемь метров в секунду, делая без малого пятьсот метров за минуту. Из них секунд десять понадобилось Бодрому, чтобы заметить ее и подать нам сигнал, потом еще нам секунд десять на оценку ситуации и принятие решения. При этом батиплан шел на глубине девятьсот метров, так что нас от мины изначально разделяло не больше километра, и эта, не очень-то безопасная, дистанция с каждым мигом сокращалась.
Снижать скорость было нельзя, так как прорисованная бортовым вычислителем предполагаемая вертикальная траектория мины располагалась всего в двухстах метрах по курсу, а это очень мало для подобного калибра. Вода ведь, в отличие от воздуха, не сжимается, передавая энергию взрыва почти без потерь. И только при распределении этой энергии по большой площади, по мере распространения ударной волны, сила удара падала. Но для двенадцати тонн нитрожира двести метров, это даже не смешно. Нам бы сразу, сходу, и камеры с датчиками бы вынесло, и лопатки турбин на десерт.
Если же просто переть вперед, то за десять секунд мы преодолеем триста метров, а мина лишь около сотни, и у нас будет хоть какой-то шанс уцелеть, если она рванет.
– Форсаж! – скомандовал Чучундра, не дав мне возможность пальнуть в противника.
Это он зря, я бы мог попасть в мину гарпуном, рассечь боевую полость, весь нитрожир бы вылился в воду, и вообще не было бы никакого взрыва. Время подлета гарпуна позволяло, и я бы не промахнулся, это уж как выпить дать.
– Чернуха погоди! – выкрикнул я.
Трудно было предположить, выполнит она приказ Чучундры, или мою просьбу, но не было у меня столько времени, чтобы тратить его на догадки, поэтому я попросту с максимально возможной прытью навел на мину гарпунную пушку и дал залп тремя гарпунами.
Чернуха не подвела. Я провозился не меньше трех секунд, но она так и не врубила форсаж, поэтому
