Темна вода во облацех - Александр Федорович Тебеньков

— Похоже, Павел Филиппович, этот перстенек зазнобушка подарила. Или как?.. Ты же, вроде, к жене ездил?

Баринов поднял руку, полюбовался подарком.

— Так одно другому не мешает, Николай Осипович. Ты только глянь, как он цвет меняет! Или тебя это раздражает?

— С чего бы? — удивился Банник. — Хозяин — барин. По мне, хоть в нос кольцо вдень... Ну, ладно, давай дальше, что ты еще придумал?

5

Непосредственная подготовка к сеансу давно стала рутинной.

Вот и на этот раз Баринов по заведенному порядку прошелся взглядом по включенной аппаратуре, но задержался на двери, за которой только что скрылись Долгополов и Шишков... Банник не церемонился с сотрудниками. Без всяких объяснений выставил из лабораторного зала, приказав ждать в соседней комнате — «до особого распоряжения».

В мягком верхнем освещении Баринов присмотрелся к нему.

— Что-то ты мне сегодня не нравишься, Николай Осипович. Бледненький какой-то, и мешки под глазами. Плохо спал? Неважно себя чувствуешь?

— Ладно, все в норме, — Банник крепко провел ладонями по лицу, откинулся в кресле. — Неделя не из легких. Но откладывать не будем.

— Как знаешь, как знаешь, тебе виднее... Значит, так, — он привычно подтянулся, сосредотачиваясь, подводя себя к нужному настрою. — Повторим задачу. Я ввожу тебя в транс по схеме номер три, далее активирую воспоминания от девятого января сего года. Конкретно — момента, когда ты создаешь шар. Ты рассказываешь свои ощущения — субъективные. Я ловлю твои внутренние побуждения, мотивы, ассоциации — объективно... Начали!

Ассистентов на этот раз не было, по ходу сеанса приходилось отвлекаться на табло электронных часов на журнальном столике между ними, в памяти отмечая продолжительность этапов.

Рапорт установился с первой секунды прочный, осязаемый — настолько они уже «притерлись» друг к другу. На то, чтобы подойти к самой ответственной фазе нынешнего сеанса понадобилось всего четырнадцать минут.

Баринов сделал плановую передышку, погрузив Банника в промежуточный сон-паузу. Придирчиво обследовал себя — все нормально, степень собственного транса постепенно углублялась, гарантируя надлежащий контакт с перципиентом.

Итак, пора...

— На счет «десять» ты просыпаешься. Девять!.. Десять!.. Проснулся!.. Теперь тебе надо удивить меня. У тебя есть такая возможность. Тебе надо сделать так, чтобы я очень сильно удивился! Повторяю — очень сильно!.. Начинай!

Когда планировали эксперимент, Баринов, конечно, надеялся, что он удастся. Некий скепсис, безусловно, присутствовал. Планировать — одно, на практике же слишком часто приходится разочаровываться. Сегодня, к счастью, выпал не тот случай.

Находясь в полном и безусловном трансе, Банник хрипловато сказал в пространство: «Смотри сюда!», вытянул руки перед собой и принялся медленно сводить ладони.

И в тот же миг Баринов почувствовал, что не в силах контролировать ситуацию. Не то, чтобы командовать, распоряжаться психикой пациента, направлять ее в нужное русло — он вдруг ощутил себя марионеткой, привязанной к пациенту невидимыми нитями. Прочными, туго натянутыми, не допускающими никаких вольностей и отсебятины. Позволяющими быть лишь сторонним наблюдателем.

Словно роли переменились, и теперь Банник мог управлять им ментально. Вот только почему-то этого не делал, лишь быстро, уверенно и умело «перебирал» содержимое его мозга.

И физически-то Баринов не мог сделать ни одного движения. Даже дотянуться до телефонного аппарата, по которому можно было вызвать ассистентов из соседней комнаты... Словно облили его некоей субстанцией, образовавшей по всему телу ледяной кокон, скафандр, смирительную рубашку, наконец...

Время потянулось лениво, не торопясь, давая возможность по сто раз продумать про себя каждую мысль.

Банник тем временем свел ладони, оставив небольшой промежуток, между ними лениво проскочил еле видимый ветвистый разряд, потом другой; и у Баринова внезапно онемели внутренние поверхности ладоней. Потом воздух между ладонями Банника начал медленно и долго наливаться светом — сначала чуть розоватым, потом перешедшим в желто-лимонные тона, потом ставший просто привычным белым... А у Баринова зачесались, зазудели ладони. Да так, что появилось острое желание изо всех сил потереть ими о наждак или терку — пусть сдерется кожа, но прекратится этот невыносимый зуд!

Прокрутилась в голове нелепейшая в данной ситуации мысль: «Если чешется правая ладонь — деньги отдавать, левая — деньги получать. А когда сразу обе?..»

Банник вывернул ладони вверх, держа на них светящийся шар, а у Баринова заныло, засвербело где-то в районе мозжечка — хотя, как он мог такое чувствовать, Баринов абсолютно не понимал.

Банник опустил руки на колени и, не получая никаких команд, снова замер в гипнотическом трансе. Шар так и остался висящим в воздухе — все точно так же, как тогда, в январе...

А к Баринову вернулась способность снова управлять собой и подопытным.

Концентрируя внимание на каждом движении, он поднялся, последовательно разъединил три разъема на кабелях, идущие от датчиков на Баннике к приборам. Коротко звякнули «тревожные» звонки, вспыхнули красные аварийные лампочки.

Свистящим полушепотом он приказал Баннику отвести шар к металлическому ящику в углу, запереть его там, как в прошлый раз, и вернуться на место. Торопясь и путаясь, снова подключил аппаратуру.

А теперь — срочно кончать!

Он нагнулся над телефоном, постучал по рычагу. На параллельном аппарате трубку сняли мгновенно.

— Валерий Иванович, заходи!

Снова занял кресло напротив пациента, не позволяя себе ускориться ни на миг, закончил сеанс штатно, по всем правилам.

Украдкой тронул тыльной стороной ладони лоб — точно, температура подскочила. Сердце бухает, рвется, отдает под лопатку, и уши начинают гореть — верный признак повышенного давления. Ну, о дыхании говорить нечего — поверхностное, учащенное... Вот, черт, налицо все симптомы Банника, когда тот сопротивлялся проникновению за барьеры, только в ослабленном виде. Этого не хватало! Недолго и самому свалиться в обмороке.

Баринов жадно выпил стакан минералки, приготовленной, собственно, для пациента, но тут не до условностей. Оглянулся на ассистентов, стоящих позади в ожидании команды.

— Так, ребята, быстренько все обесточьте, убирать не надо. На сегодня хватит. Разбор полетов — завтра! Всё — завтра! — Голос звучал натужено, однако приемлемо.

Банник сидел в кресле, прикрыв глаза. Похоже, ему тоже не слишком комфортно, однако внешне — ничего страшного или опасного.

«Ничего, перетопчется. Не впервой!» — устало и отстраненно подумал Баринов.

Долгополов и Шишков дело знали, и дисциплина была на высоте. Споро, без суеты и глупых вопросов освободили Банника от датчиков, перемотали кассеты и магнитные ленты, вытащили рулоны из самописцев, выложив на специальный столик, отключили аппаратуру. На вопросительный взгляд Долгополова Баринов слабо махнул рукой, и они так же без слов снова скрылись за дверью.

А ладони чесались все сильнее, ныли и зудели... В самом деле,