Внутренние. Дневник из другого мира - Екатерина Дмитриевна Тренина
Я так понимаю, лошадь вынесла его к грязевому болотцу и, завязнув на третьем прыжке, повалилась на бок. Максим успел отлететь, и она его не придавила и не потянула на дно, но в момент вылета из седла он зацепился ногой за что-то и сломал голень.
Слава богу, это не было классическим болотом с засасыванием внутрь. Просто огромная глубокая лужа, заполненная липкой грязью.
Мы с Каримом аккуратно вошли в нее по колено и с трудом вытащили «сырка». Он голосил на весь лес. Грязь была настолько липкой, что мы еле вышли. Лошадь же улетела дальше и завязла сильнее, еще и боком. Она дергалась, но это лишь тратило ее силы и не приносило результата. Осознав это, она перестала сопротивляться и просто старалась держать голову над жижей. Из положения на боку это было очень тяжело делать.
Когда мы вытащили Максима, то поняли, что перелом открытый и из него хлещет кровь.
– Быстрее, скачи, зови на помощь! – крикнул Карим и стал снимать свой кожаный пояс.
– Я не помню дорогу. Скачи ты, – ответила я, забрала у него пояс и стала надевать его на ногу Максима.
Карим умчался. У меня получилось остановить кровь, используя ремень и обе руки. «Сырка» скручивало и ломало от боли.
Лошадь тяжело дышала и периодически встревоженно ржала, она просила нас помочь.
Началось ожидание, казавшееся вечностью. У меня болела спина, и руки онемели. «Сырок» не шевелился и впадал в апатию. А лошадь устала держать голову в неестественном положении и периодически роняла ее в грязь, но, понимая, что утонет, из последних сил выдергивала ее вверх, и, трясясь, держала.
Мне было дико жаль ее, но отпусти я руки – кровотечение началось бы вновь.
Максим смотрел на лошадь:
– Бедная, держись, зайка, сейчас вернется Карим, и тебя вытащат.
Мне кажется, он даже потянулся к ней всем телом, желая как-то помочь.
И тут из него выскочила Максима, до этого никак не интересующаяся происходящим. Она вошла в грязь по грудь и предоставила свои руки для опоры. Животное выдало звуки облегчения и расслабило измученную шею. Голова лошади – не очень легкий предмет. Но Максима стояла и держала. Покрылась потом, дрожала, у нее текли слезы, но она не отступала. В какой-то момент я не удержала рану, и кровь снова потекла. Пока я встряхнула руками, чтобы вернуть пальцам способность сгибаться, и снова обхватила ногу, Максим потерял сознание. Но его Внутренняя осталась, продолжая держать зверя.
Через минуту к нам вернулся Карим на коне, с ним какие-то люди. Они подлетели ко мне и стали накладывать жгуты на ногу Максиму, что-то ему вкололи, погрузили на носилки и понесли. Я встала и медленно, сквозь боль, пошевелила пальцами. Карим вбежал в грязь и взял голову лошади у Максимы. Та попробовала выйти из жижи, но у нее не получилась – ослабла. Другие люди вытащили ее на берег и стали обвязывать лошадь канатами, вытягивать другими лошадями. Карим шел следом все это время, поддерживая ее голову.
Когда лошадь была на берегу, ей тоже что-то вкололи и дали немного полежать. Потом помогли подняться, и она медленно поплелась домой. Карим усадил меня на свободную лошадь одного из носильщиков, а Максиму посадил к себе, и мы отправились на базу вслед за носилками. Дважды Карим сменял кого-то из медиков, пока мы не вышли на дорогу, где уже стояла скорая помощь. Мы положили туда Максима и засунули с ним в машину Максиму. Они уехали в ближайшую больницу. Мы с Каримом вернулись на конюшню, отмылись, позаимствовали одежду у ребят и, сев в свою машину, полетели в больницу к «сырку». Там уже был Кит.
– Как он? – в один голос спросили мы у Кита, который вышел из реанимации.
– Операция прошла успешно, но в сознание он так и не пришел.
– Кома? – опять в один голос спросили мы с Каримом.
– Сон.
Медиатор истощился. Оно и понятно: помимо жуткого стресса еще и болевой шок с огромной потерей крови.
Мы с Каримом замерли в прострации. И тут из реанимации вышла Максима:
– Я теперь могу отходить от него дальше, чем десять шагов?
– Да, – спокойно ответил Кит.
Наши с Каримом глаза просто стали еще больше. Во всей этой мясорубке мы не отфильтровали того, что Максима все это время действовала как отдельный организм.
– А еще я смог расширить время действия медиатора на две недели. Но Максиму это уже не поможет, – добавил Кит.
Когда швы на ноге «сырка» благополучно зажили, его погрузили в капсулу рядом с дядюшкой Чехом, Виро и Кирой. В этот раз нам всем понадобилось побыть рядом с ним подольше, не только Кариму. Мы открыто скорбели и опирались друг на друга в этом процессе. У каждого был свой оттенок вины, хотя горе было общим.
Я переживала, что отпустила ногу и из-за этого Макс не выдержал кровопотери и потерял сознание. Карим слишком поздно привел помощь, мог бы побыстрее думать и ориентироваться в пространстве. Кит в принципе все это допустил. А Максима долго не придавала значения случившемуся и не сразу вышла.
За нее особенно было страшно: она потеряла единственного близкого человека в момент отделения и была очень растеряна.
Карим взял над ней шефство и ни на минуту не оставлял одну.
У меня потихоньку вырисовывалась теория, почему Максима такая, какая есть, и почему ее поведение так разительно отличалось в первые два выхода и в последний раз.
Предполагаю, что у «сырка» Карима было пограничное расстройство личности. От этого и его Внутренняя была такой нестандартной – она словно не имела своего стержня личности и была усиленным порывом своего Рожденного. Когда он был пьян и хотел веселиться – она веселилась на максимум. Когда он хотел любоваться на голых дам, она устроила лучшее шоу. И когда он хотел помочь лошади – она выложилась полностью и помогла. А сейчас, не чувствуя его порывов души, она растеряна. Если честно, я не знала, как ей помочь. Она отделилась от человека, у которого был распадающийся образ себя, и, соответственно, тоже не имеет цельного «я». Не уверена, что ее когда-нибудь соберет воедино даже длительная психотерапия, хотя она, конечно, улучшит ситуацию. Максиме нужен стержень снаружи, кто-то, на кого она будет ориентироваться, как ориентировалась на своего Рожденного. Мне было больно. Такой хороший результат эксперимента, и жизнь в
